Удильщик из услышанного сделал практический вывод:

— Насколько я понял из прочитанного вами отрывка, дорогая Поющая Мышь, голосок у мышей тихий, и поэтому — вот вам микрофон.

— Благодарю, я как раз хотела его попросить. Итак, мы начинаем! Первым номером мы, как всегда, отдаем дань классике… — Тут Мышь приняла величественную позу (насколько это позволял ее рост) и очень торжественно объявила: — Старинный рождественский хорал тринадцатого века до нашей эры — «О, не лишай нас веры!» Имеется в виду вера во спасение…

— Духовное, стало быть, — Сова удовлетворенно кивнула. — Это хорошо.

Кашалот считал, что это не просто хорошо, а замечательно. Правда, его немножко смущало, каким образом рождественский хорал мог появиться за тринадцать веков до Рождества, но он решил, что на подобные мелочи не стоит обращать внимание…

— Мальчики, начали в темпе, — скомандовала Мышь. — Чурик, перестань улыбаться — это серьезная музыка… — и она запела дрожащим голоском на мотив, который многим показался очень знакомым (уже потом они вспомнили, что это была мелодия известной песни «Вечерниц звон»):

А хор, где, естественно, выделялись могучие голоса Ревунов и Кита, повторял вслед за солисткой окончание каждой строки:

«Рев, рев… Рев, рев… Сты, сты… Кровь, кровь…»

Над поляной повисла гнетущая тишина, затем ее нарушил голос Совы:

— Даже Зайчишка притих, уж на что храбрый. Видать, о Медведе-шатуне вы пели, который спать на зиму не лёг али люди по неразумению своему спячку прервали?

— Вы угадали, Сова, — подтвердила Мышь, — это из программы «Для тех кто не спит».

— Что ж, старинный хорал сохранил свою злободневность и в наши дни, — заметил Человек, — медведи-шатуны и сейчас не менее опасны.

— Естественно, — поддержала Мартышка, — ведь в зимнем лесу им по-прежнему нечего есть!

— Дорогая Мышь, — Кашалот изо всех сил старался высказать свое впечатление как можно мягче, — я… я обожаю старинную музыку, но, видите ли… ммм…

— Для Нового года этот номер несколько мрачноват? — Мышь сама пришла ему на помощь. — Вы это хотели сказать?

— Да… и потом я, признаться, представлял себе рок-музыку несколько иначе…

— Ничего удивительного, дорогой Кашалот, — вмешалась Мартышка, — только при встрече с Медведем-шатуном нос к носу можно по-настоящему прочувствовать, что это действительно рок!

— Я бы даже сказал, тяжелый рок, при котором как никогда нужна вера во спасение, — добавил Гепард.

— Следующий роковой…то есть, роковый номер, — тут же поправилась Мышь, — будет полегче и повеселее: это как раз тот самый хит! — и она объявила: «Песня Песца за сценой»!

— Моя любимая! — воскликнула Стрекоза, перепутав объявленный номер с «Песней певца за сценой», и восторженно пропела: «Страстью и негою сердце трепещет…» — она бы пела и дальше, если бы председатель КОАППа не оборвал ее репликой:

— Стрекоза, кто здесь дает концерт?

— То, что она пела, — послышался приближающийся голос, — как говорится, совсем из другой оперы!

— Те же и Песец, собственной персоной, — прокомментировал Гепард, ибо это и в самом деле был Песец. Никто не заметил, как он появился на поляне.

Рок-группа встретила его радостными возгласами:

— Надо же — успел!

— Из такой дали!

Руководительница группы радовалась не меньше других:

— Я уж думала, мне придется вместо тебя исполнять… Давай, дружочек, в темпе!

Песец забрался на эстраду, стал к микрофону и открыл уже было рот, но Стрекоза опередила его вопросом:

— Милый Песец, вы сказали, что я пела из другой оперы… а ваш хит из какой оперы?

— Как, вы не знаете? — удивился Песец. — Из знаменитой рок-оперы «Великая дружба»! Кстати, ее действительно преследовал рок…

Услышав название оперы, Сова задумалась, явно пытаясь что-то вспомнить, и наконец спросила:

— Уж не та ли это, часом, опера, которую во время оно начальство у людей изругало?

Кашалот кивнул:

— Да-да, я тоже припоминаю…

Мартышка замахала руками:

— «Изругало»? Да что вы, не то слово — камня на камне не оставило! Этой оперой занялись оперуполномоченные, был жуткий скандал, а я обожаю скандалы, так что спойте, Песец, свой хит, — за сценой или перед сценой, только побыстрее!