Затем он развернулся, и я увидела его лицо.

То самое, суровое и белое, похожее на полную и мрачную луну лицо, маячившее за дверью купе в поезде. Теперь я бы сравнила его скорее с черепом: под кепкой он оказался отвратительно лысым, как червь, только из ушей торчали редкие рыжие волоски.

— Я думал, ты на всякий случай за ней увязался — мало ли, если бы я опростоволосился, — сказал Писклявый.

— Ну да, чтобы уж наверняка его добыть, — признался Здоровяк. — А еще она сказала, что фамилия у нее Холмс.

Он со зловещим удовлетворением посмотрел на меня и ухмыльнулся, когда я широко распахнула глаза и разинула рот. И ведь тут было чему удивиться! Откуда он узнал, кто я такая?!

Довольный моей реакцией, Здоровяк повернулся к своему приятелю:

— Якобы она родственница Шерлока Холмса. А если оно и правда так, нам светит нехилая выручка.

— Чего ж ты ее зарезать пытался?

Я оказалась права: именно этот рыжий здоровяк напал на меня с ножом.

Он пожал плечами и холодно бросил:

— Она меня взбесила.

Постепенно я начала понимать, что происходит. Он выглядывал меня в поезде и преследовал от самой станции.

Но... Но почему? С чего он взял, будто я знаю, где находится лорд Тьюксбери?

— Бесовка. — Головорез пронзил меня холодным, как лед, взглядом черных глаз, который показался мне отчасти знакомым, и по коже пробежали мурашки. Он продолжил: — У местных девчонок нет за душой ни одного лишнего шиллинга на корсеты. Уж поверь мне — я столько животов разрезал на своем веку! И не вздумай меня сердить.

Я промолчала, не зная, что ответить.

К тому же мне было до смерти страшно.

Пугающую атмосферу, созданную Здоровяком, испортил его хлипкий напарник:

— Ты смотри осторожней, приятель, сам не взбеси Шерлока’Олмса-то. А то я слышал, с ним шутки плохи!

Здоровяк повернулся к нему и угрожающе прошипел:

— Я буду шутить с кем хочу. Я пошел спать. А ты охраняй этих двоих.

— Так и собирался сделать, — пробормотал Писклявый, дождавшись, пока его подельник вылезет из трюма.

Наш тощий сторож прислонился спиной к лестнице и уставился на нас. В его маленьких глазках плескалась злоба, и он походил на уличного барбоса.

— Кто вы такой? — требовательно спросила я.

Негодяй ухмыльнулся, и даже в тусклом свете масляной лампы было заметно, что нескольких желтых зубов у него не хватает.

— Принц Прелестник Консконавозный, — сказал он.

Кто бы ему поверил! Я бросила на него сердитый взгляд.

— Раз уж мы начали друг другу представляться, извольте сообщить, как вас зовут, — обратился ко мне лорд Тьюксбери.

Я покачала головой.

— Хватит болтать, — проворчал Писклявый.

— Что вы намерены с нами делать? — холодно спросила я.

— Взять с собой на танцы, чего тут думать? Я ж сказал — молчать!

Я повернулась на тот бок, где зиял разрез на платье, и, не желая больше разговаривать с этим шутником, закрыла глаза.

Сложно заснуть или хотя бы притвориться, что спишь, когда руки связаны за спиной. Усугубляли ситуацию стальные пластины корсета, которые болезненно врезались мне в подмышки.

Лежать было неудобно, и мысли у меня путались. Они упомянули «выручку», а значит, надеялись получить за своих заложников крупную сумму. Более унизительного воссоединения с братьями я и представить себе не могла. Они непременно отправят меня в такой пансион, где девиц лупят розгами. И, вероятно, отберут все деньги. А как, ну как, как этот круглолицый головорез узнал, кто я такая, увязался за мной, выяснил, куда отправился виконт Тьюксбери и даже успел отправить телеграмму своему подельнику?! И что он имел в виду, когда говорил «Да то же самое»? Меня сковал ужас, но я напомнила себе, что надо сохранять бдительность, чтобы воспользоваться первой же возможностью для побега. Умом я понимала, что лучше дышать размеренно, не дрожать, копить энергию, что не лишним было бы вздремнуть, но заставить себя следовать своим же советам не могла.

Благодаря округлой форме дна я лежала словно в гамаке, а подкладки под одеждой заменяли мягкие подушки, но все равно приятного было мало. Я постаралась лечь поудобнее, но ничего не вышло. Теперь стальные пластины впивались не только в подмышки, но и в правый бок, напоминая о той неприятной минуте, когда Здоровяк полоснул по платью ножом...

Стальные пластины. Нож.

Я замерла.

О! О, если бы только у меня получилось!

Я приоткрыла глаза и покосилась на Писклявого Барбоса, мысленно хваля себя за скромность — ведь именно из-за нее я легла на тот бок, где проглядывал корсет, лицом к сторожу. Он все так же сидел, прислонившись спиной к лестнице, но голова у него была опущена. Он спал.