Глава 12

Ледяной ветер выл в расщелинах, словно души замерзших исследователей. Маша, завернутая в меховой плащ с капюшоном из шкуры белого медведя, тыкала ледорубом в снег, будто проверяла, не спрятался ли под ним Наумов-младший с очередной гадостью. Её волосы, теперь цвета полярного сияния, светились в темноте, как маяк для потерявших надежду.

— Ты уверена, что он здесь? — я едва перекрикивал ветер, держа в руках детектор.

— Камень шепчет, — ответила Маша, прикладывая ладонь к скале. — Здесь их логово. И пахнет глупостью, как в НИИ-42 после пятничного корпоратива.

***

НИИ-42, 1956 год.

Лаборатория была завалена чертежами и банками с заспиртованными органами. Маша, в халате с нашивками младшего научного сотрудника, крутила в руках осколок камня, пока начальник сектора, доктор Гроховский, тыкал указкой в стенд с надписью «Проект Феникс»:

— Бессмертие клеток! Армия неуязвимых бойцов!

— Армия скучающих ипохондриков, — пробормотала Маша, подбрасывая осколок. — Представьте, солдат вечно жалуется на прыщ на пятой точке...

Гроховский, словно не слыша, восторженно жестикулировал:

— С вашей помощью, Мария, мы...

— Взорвёте планету? — перебила она. — Знаете, Наполеон тоже мечтал о вечной гвардии. Кончил на острове с геморроем.

Через неделю лаборатория сгорела. В отчёте написали: «Самовозгорание образца №7». Маша тогда впервые получила розовые волосы — как будто в честь феникса.

***

— Нашёл! — я показал на экран детектора, где пульсировала красная точка. — Под нами тоннель.

— Не тоннель, — поправила Маша, закладывая взрывчатку. — Мышиная нора НИИ-42.

Взрыв выбросил в небо фонтан снега, открыв вход в бункер. Лифт, ржавый, как совесть политика, скрипя, повёз нас вглубь.

— Лампочки экономят, — Маша щёлкнула пальцами, и стены засветились синим — камни, вмурованные в бетон, реагировали на её прикосновение. — Красиво, да? Как ёлка для психов.

В центре зала стоял кристалл, вдвое больше прежнего. Вокруг водили хоровод голограммы Наумова-младшего, повторявшие в унисон:

— Сеть восстановлена. Вечность будет систематизирована.

— Без меня? — Маша достала из-за пазухи шестерёнку от аэровагона. — Это тебе от Абаковского.

Она швырнула шестерёнку в кристалл. Металл, резонируя с камнем, засвистел, заставив голограммы зависнуть.

— Ты… не понимаешь… — запищал из скрытых динамиков Наумов.

— Понимаю, — перебила Маша. — Вы хотите владеть вечностью, как дворник метлой. А она — как ветер. Ловят только дураки.

Я подключил детектор к консоли, выводя на экран данные:

— Сеть камней… Она стабилизирует пространство! Если разрушить…

— …мы все рухнем в чёрную дыру? — улыбнулась Маша. — Уже было. В 1347-м под Парижем. Скучно-то как...

Она приложила ладони к кристаллу. Камни в стенах замигали, сливаясь в мелодию, похожую на колыбельную.

— Что ты делаешь? — закричал Наумов.

— Убаюкиваю, — ответила Маша. — Вечность спит, когда её не дёргают по пустякам.

Кристалл рассыпался в песок. Голограммы погасли.

На поверхности, отряхивая снег, я просил:

— Теперь что? Они вернутся?

— Всегда кто-то да возвращается, — Маша зажгла спичку о камень в своём кулоне. — Но я научусь новым шуткам.

Мы пошли к вертолёту, оставляя за спиной пещеру, где камни тихо перемигиваются на стенах.

НИИ-42 сменил название на НИИ-43. На всякий случай.

Глава 13

Подвал пахнет старой подгорелой бумагой . На верстаке — груда артефактов: обгоревший дневник Абаковского, силуэт голограммы Наумова на куске нержавейки, помутневший обломок кристалла с Полярного Урала.

Маша, с волосами цвета воронова крыла, втыкает в карту Европы булавки, обмотанные медной проволокой.

— Смотри, племяш, — она соединяет нитью Калининград, Тулу и крошечную точку в Альпах. — Треугольник бессмертных идиотов. Орден Вечных не дремлет.

Я поднимаю из ящика пергамент с вышитой печатью — глаз в спирали.

— Это их символ? Нашёл в сундуке с твоими «сувенирами».

Маша хватает пергамент, и её глаза сужаются, будто она видит сквозь время: