Шрифт:
А теперь иди подмышку, поспим. Да мытая она, нахалёнок! И когда тебе мой храп мешал?
Руки на одеяло, ловелас!
Вот так. Конец эротике. В этой книге, во всяком случае.
Глава 6
Дождь бил в иллюминаторы лаборатории, превращая ночь в мерцающий калейдоскоп. На столе передо мной лежал отчёт о «Проекте Игла» — триста страниц сухого текста, подписанных директором НИИ-42. Маша, развалившись в кресле с видом кошки средневекового монарха, щёлкала семечки, выплёвывая шелуху в вакуумную колбу.
— Ты понял, да? — спросила она, тыча задней ногой в экран с графиками. — Эти умники раскопали про мой камень. Хотят его «изучить», «оптимизировать»... Ага, как Борман. Помнишь, я тебе про него рассказывала?
— Тот, что хотел тебя распилить?
— Он. В итоге сам распался на атомы. Нельзя, меня пилить, много визгу и трупов. — Она швырнула семечку в стену, где та застряла в бетоне, как бетонобойная пуля. — Но эти... — кивок в сторону отчёта, — хитрее. Хотят не уничтожить, а использовать. Вечная энергия, самовосстановление тканей... Мечта любой власти - бессмертные солдаты.
— Что будем делать? — спросил я, глотая ком в горле.
— Что и всегда. — Она встала, и вдруг её тень на стене стала похожа на ту, что я видел в подвале — огромную, с рогами и крыльями. — Покажешь им камень.
***
Окрестности Кёнигсберга, январь 1945 года
Снег хрустел под сапогами, как кости. Маша, в форме медсестры с выцветшим крестом на повязке, вошла вслед за Борманом в знакомое до боли подземелье. Стены светились тусклым зелёным — фосфор из костей жертв, которые добавляли в древний бетон.
— Вы уверены, фройляйн, что источник здесь? — Борман обернулся, в его глазах плавала жадность государственного мужа.
— Абсолютно. — Она улыбнулась, поправляя платок. Волосы под ним были пепельными — после бомбёжки Дрездена. — Мои предки строили это святилище. Камень дарует жизнь... и смерть, оба варианта вечные.
Мартин Борман
Когда они вошли в подвал, Борман достал нож.
— Ваша кровь, мадемуазель...
— Моя кровь не нужна. — Маша шагнула к камню, положив ладонь на шершавую поверхность. — Ему нужна жизнь.
Она дернула скрытый рычаг. Потолочная балка рухнула бесшумно и точно ровно через три секунды. Маша как раз успела сделать два шага в сторону, а Борман — нет. Для всего мира рейхсляйтер пропал без вести, его несколько раз потом "обнаруживали" в Аргентине. Прости, Аргентина.
— Думал, я не вижу тебя насквозь, малыш? — шептала она, выбираясь на поверхность. — Идиоты. Камень не воскрешает — он перезаписывает. И только меня.
***
— Вот и ваш вечный двигатель, — Маша пнула куб ногой. Учёные из спецлаборатории НИИ-42 попятились. Камень пульсировал красным, как раскалённое железо.
— Но... где подключение? — пролепетал директор.
— Здесь. — Она схватила его за руку, прижав к поверхности. — Попробуйте.
Крик длился ровно до тех пор, пока тело директора не начало рассыпаться, словно песочный замок. Маша вытерла ладонь о брюки:
— Кто следующий?
Учёные бежали.
— Зачем? — спросил я, когда гул шагов стих.
— Чтобы помнили. — Она села на камень, вдруг ставшая хрупкой, как девочка из 1919 года. — Я к ним прихожу с помощью, а не они требуют от меня работы. Они всё равно вернутся. Как королевские алхимики, как идиот Брюс, как нацисты из Аненербе, как НКВД в тридцатых и МГБ в пятидесятых. — Голос её дрогнул. — Лезут и лезут, учу и учу уму-разуму... Ну не доходит, что я вернусь, а они уже нет. Хотя иногда мне кажется, что единственный способ остановить это — найти свою «иглу».
— А если... — я подошёл ближе, — мы её найдём вместе?
Она рассмеялась, и эхо смеха раскатилось по подвалу, сдвигая пыль столетий:
— Племяш, ты даже не представляешь, что просишь.
Но в её глазах — тех самых, что видели падение Священной римской империи и запуск первого «Союза» — мелькнула искра. Та самая, что зажигается перед прыжком в бездну.
На следующее утро мы летели в Архангельск, где в секретном архиве пылилась совершенно секретная папка с отметкой «Камень Вечности — 2-я экспедиция, 1923 г.».