— О! Я рада, что вам по душе пришлись мои поделки! – от сердца отлегло. А то сейчас уже и не знаешь, чему радоваться и чего ждать. Тем более от незнакомых барышень.

— Идемте, идемте, матушка христосоваться ждут и вас рады видеть будут. Вы, оказывается, новая жена Осипа Германыча? Батюшка его очень уважает, всегда в пример всем ставит. Ведь он помещик: мог бы и не заниматься ничем, а трудится своими руками. Ох, и красива у вас невестка! Все про нее говорят… - схватив меня под руку, одна из них(сестёр) потащила меня к известному мне уже дому.

— Правда, не все хорошее говорят, а мы и не верим. Люди завистливы страсть как! – подхватила тему вторая, не поняв, что первая «язык прикусила», поняв, что лишнего сболтнула.

— Нинель, не трепи сплетен, а то знаешь ить: на том свете сковородки лизать за сплетни придетси! – та, что меня тянула, как буксир, глянула на сестру так, что если присмотреться, можно было заметить искры из ее глаз.

— Стойте, стойте, - я с трудом выпросталась из ее хвата и остановилась. Я с подругами, и нас тоже дома со службы ждут. Невестка наша дитя ждет, так что лишнего раза не выходит. Тем более, когда на улице народу столько. Бережется. Позовите Илью Федоровича, мы с ним здесь поговорим.

Заметив, что я притормозила у ворот и не пошла внутрь, Глаша с Нюрой подошли ко мне.

— Ну, как скажете, Надежда… как вас по батюшке?

— Можно просто Надежда, - я снова вспомнила, что документов своих так и не видела!

Купец в синей, блестящей, скорее всего, сатиновой рубахе с поясом вышел из избы, как только его заполошные дочери исчезли в дверном проеме. Пар от него шел такой, словно не из дома появился, а из парной. Красное лицо блестело похлеще пасхальных яиц.

— Христос Воскресе, Надежда, - купец перекрестился и поклонился.
– Ух, и удивили вы нас! А Мария с Нинелью, так вообще: как увидали, пообещали мне больше ничего не просить до самой свадьбы! – он упер руки в бока и рассматривал нас, словно готов был купить.

— Воистину Воскресе, - я тоже осенила себя крестом и поклонилась.
– Рада я, Илья Федорыч, что угодила, - меня тяготила уже наша беседа, и хотелось домой.

— Вот, как обещал, сто рублёв, - он вынул несколько больших, как квитанция, бумажек из кармана широченных штанов. – Это вы где такие достали? Внутри еще деревом пахнут! Неужто сами сработали?

— Сами, только пока никому не говорим про это. Хочу найти купцов, чтобы сразу отдавать все разом, - я решила сразу «закинуть удочку». Уж больно хорош был у купца дом, чтобы он его содержал только на доход с этой лавки.

— Приноси мне сначала, барышня. У меня ить и в Троицке лавка имеется. А ишшо в Оренбурге брат с лавкой!

— Это хорошо, Илья Федорович. Буду знать. И в первую очередь к вам! – пообещала я и еще раз поклонилась.

Сборы наших молодых, слава Богу, затянулись ненадолго. Сразу после оформления всех документов на землю, в конце апреля, довольные и светящиеся, как диско-шар, они отправились на вокзал.

Клара расцвела за последние дни: щебетала, забывая иногда, что русский она знает плохо. Петр даже пить бросил, как только договор свершился и стукнули по рукам. Ходил гоголем, заложив руки за спину. Раздражал пуще, чем когда пил.

Странное дело: в нем пьяном, просыпался какой-то совершенно незнакомый, но добрый, отзывчивый человек, очень похожий на Осипа. Трезвый, он был точной копией Домны.

Осип распереживался и чуть снова не слег. Хорошо, что вспоминал слова доктора и прислушивался ко мне. А я говорила, что Петр всегда сможет вернуться, и это обязательно нужно сказать сыну, несмотря ни на что.

И они обнялись, впервые за все время их пребывания в усадьбе. Осип сиял, как начищенный самовар, а Петр, чувствуя поддержку, еще больше выпрямился.

Во мне не то чтобы закончилась злость, она перешла в какую-то совсем другую фазу. Наверное, если бы мне было сейчас восемнадцать-девятнадцать лет, я воротила бы нос и желала этой семье только плохого. Но сама, не понаслышке зная о тонкостях материнства, быстро прощала.

Вечером после проводов Осип рассказал, что сыну пришло письмо от человека, подыскивающего им жилье. За вырученные деньги Петр мог купить большую светлую квартиру. Работать он планировал в какой-то конторе. Отец надеялся, что сын, пройдя хоть небольшой путь самостоятельно и за свой счет, поймет стоимость жизни, переосмыслит свое прошлое и станет, наконец, настоящим мужчиной, несущим ответственность за жену и ребенка.

Я, понимая, что Клара совсем не семейная натура, а безмозглая ветреная птичка, была уверена, что легкой жизни Петру не видать.

Работа в мастерской кипела полным ходом. Я набила руку так, что эти мои пионы выходили из-под кисти, как по шаблону. И эта похожесть меня устраивала.

Имея на руках двенадцать готовых изделий, можно было идти на рынок и продать их. Но в этом случае через месяц-другой кто-то раскусит мою технику, и они заполонят к лету все ряды. А мне придется заново оттачивать мастерство на новой картинке.