— Сташши его с меня, ради Христа, - запросила Нюра, и я, снова вспомнив, что трогать за плечи не стоит, потянула его за ноги. Благо весил он не больше пятидесяти килограмм. Малахай свалился с головы и открыл почти налысо обритую, всю в мелких шрамах голову.

Нюра столкнула его и быстро поднялась.

Во двор на наш ор заглянула пара баб. Но, заметив валяющегося на земле гражданина Поднебесной, тут же скрылись.

— И чего с ним делать? Мож, связать ручонки вязкой от мешка? – предложила Нюра.

— И чего дальше? В участок его поведем? Тоже мне, старший лейтенант Дукалис, - пробухтела я, перебирая в голове все возможные варианты.

— Хто? – уточнила Нюра.

— Пёс такой. Бандитов ловил. Лихой народ… каторжан…

— Как он их ловил? Зубами? – с серьезным лицом заинтересовалась Нюра.

— Ну не лапами же, Нюр. Может, оставить, да сам в чувства придет? – предложила я.

— Нет уж, нет уж! Они, китайсы эти, знаешь какие мстецы! Он ить потом найдет нас и отыхрается! Надо связать, - Нюра, видимо, уже решила для себя и поняла, что скоро снова может быть поздно. Вытянула из мешка веревку и мастерски завязала узел, продевая ее между ладонями нашего нападавшего.

— И чего дальше?

— А теперича в усадьбу его надо. Фирс сам ему разъяснит, куда ручонки его короткие следует тянуть, а куда нет! – она осмотрелась, потом быстро выглянула за угол и оттуда крикнула: - Пригляди, я чичас лошадь найду.

— Как есть Дукалис или даже целый майор Гром, - себе под нос подытожила я.

Бохай оказался субтильнее, чем мы думали. Имя и его род занятий выяснил Фирс. Как только телега, кренясь на остатках снега, въехала в наш двор и Нюра, сидящая на ногах незадачливого нападавшего, заблажила, что нужна помощь, Фирс выскочил из своей избушки раздетый.

И в этой вот избушке под нечленораздельные стоны Глафиры выспросил: кто это такой и чего натворил.

Нюркина любовь с нас даже спрашивать ничего не стал. Действовал по принципу: «привезла баба добычу, разделайся с ней до конца».

Мне не раз приходилось повиснуть на руке Фирса, когда он допытывал у заикающегося от страха мужичонки с голой головой, чего он от приличных барышень хотел. А замахивался наш заступник с таким выражением лица, что ни мы, ни наша добыча не сомневались: бить он будет крепко.

— Иа торговать на рынка, я покупать деревяска у барысня… она не отдавать, кричать, а потом каа-ак дать по голова. И свет кончился сапсем. Иа думал умиратсь, - трясясь как заяц, делился своим необдуманным поступком привезенный китаец.

Пришлось рассказать Фирсу, как было дело. Глаша завыла, как только я дошла до места нападения.

— Закрой отдушину, Глафира, - приказал Фирс и, дослушав меня, налил китайцу чай.

Отпустить его решили только тогда, когда он слезно пообещал Фирсу больше нас не трогать и не вздумал кого посылать за нами следом вместо себя.

Уходить наш восточный гость не торопился. Присел на оттаявшей частично завалинке у избушки и канючил, чтобы я с ним разговор продолжила. Обещал несметные богатства за мою безделушку.

— А на весенней ярмарке как дорого их можно продать? – решив выяснить для себя как можно больше, спросила я.

— Двасать рубей. Еси побольсе, то надо долго продаваться. Быстро за двасать, - заметив мою заинтересованность и утвердившись в том, что поднос не единственный, китаец Бохай оживился.

— А если к майской ярмарке я тебе принесу двадцать штук? Купишь по восемнадцать рублей за каждый? – прикинув, что лучше сдать первые по восемнадцать, и он их реализует быстро, да еще и станет просить новые, решила не загибать цену.

— Питнасать, - сощурившись так, что глаза превратились в щели, ответил хитро Бохай.

— Нет. Тогда я в Троицке отдам. Там и за двадцать с руками заберут, - повернувшись к усадьбе, я дала понять, что разговор окончен.

— Симнасать тавай. Ни тибе ни мне!

— Нет. Восемнадцать рублей и двадцать копеек. Мое последнее слово! – не повернувшись даже, ответила я.

— Тавай восимнасать. Зачем копейка? – я услышала за своей спиной шаги.

— Еще будешь спорить, еще десять копеек накину.

— Ладна, ладна, стой. Васимнасать и двасать, - он было схватил меня за рукав, чтобы повернуть к себе, но рык Фирса со стороны избушки заставил Бохая вздрогнуть, как от удара током.

— По рукам. Но если я увижу, что такие же рисует кто-то еще, то другие подносы тебе не принесу, - уверенно заявила я, стараясь рассмотреть в щелочках его зрачки.

— Идет! Идет! По рукам! Бохай сказаль. И сделаль, как сказаль! Барысня довольный будет Бохай! – мужичок натянул на голову малахай, потом вспомнил о шишке и, айкнув, заломил шапку на бок.