Изоляция архиереев мне в помощь. В Риме не дураки сидели, когда придумывали, как избрать Папу. Да и цари практиковали подобную процедуру. Я не первооткрыватель.

— Если не договоритесь... – я задумался. –- Епископ Архангелогородский приедет через неделю. Вот он и отслужит на венчании на царство, а потом сюда, к вам, в башню.

Я поднялся с кресла и направился к выходу. Уже в дверях я обернулся и сказал:

— Россия ждет от вас большой мудрости и прозорливости. Не время сейчас лелеять прежние обиды. Мир меняется.

***

От Сухаревой башни до Красного Китайского Монетного Двора путь неблизкий – но мне, прямо скажем, по дороге. Нужное мне здание у двойных Воскресенский ворот Китайгородской стены фактически выходило на Красную площадь. Парадный его корпус, с глухими стенами первого этажа и нарядными, в стиле “московского барокко”, окнами второго, украшала монументальная проездная арка под палатами. Через нее мы с конвоем попали в просторный квадратный двор, беспрепятственно миновав сильную охрану.

Въехали гоголем, на распаленных быстрой скачкой конях. Я соскочил с Победителя, скинул на руки подбежавшему казачку темно-синюю епанчу, которой укрывался в целях безопасности – мой черный мундир изрядно примелькался на московских улицах. Надоел он мне хуже горькой редьки. То ли дело мой красный кафтан, победоносный, счастливый.

Решено: на войну отправлюсь, костюмчик сменю!

— Счастлив поприветствовать Ваше Императорское Величество в стенах вверенного моему попечению правительственного учреждения, Китайского Монетного Двора! Разрешите представиться – местный минцмейстер, Степан Афанасьев!

Бодрый старичок в летнем форменном сюртуке и брюках из ластика согнулся в поклоне (1). Его костистое лицо с впалыми щеками подпирал накрахмаленный воротник с черным бантиком.

Я не стал переспрашивать, отчего управляющий монетным двором обозвал его “китайским”. И сам догадался, что виной тому – Китайгородская стена, в которую здание упиралось одной из своих сторон.

С удовольствием огляделся.

Внутри двухэтажный Монетный двор совсем не напоминал крепость, как снаружи. Окна с резными белокаменными наличниками были как на нижнем, так и на верхнем ярусе. Краснокирпичные стены – все в нарядной отделке из колонок в простенках, в цветных изразцовых фризах и орнаментальных рельефах. Красотища! И этот Баженов будет мне задвигать, будто оригинальный московский стиль конца прошлого века – это возвращение ко временам Василия Темного?!

— Ну, хвались, минцмейстер. Что тут у тебя, как все разместилось?

— На нижнем ярусе, Ваше Величество, устроены у нас Плавильная, Кузнечная, Плащильная и Пожигальная палаты, каждая из которых имеет отдельный вход с улицы. На верхнем – Казначейная, Кладовая, Работная и Пробирная. В подвалах разные службы, кладовые, а также долговая яма.

Меня пробрал озноб при этих словах. Ну, конечно! Вот куда я попал! Последнее пристанище на земле реального Пугачева! Камера, в которой он сидел в ожидании казни, доставленный сюда в железной клетке. Туда я точно не ходок! Мне вообще здесь уже не уютно, не радостно. Пожалуй, сокращу-ка я свое пребывание в этих стенах до минимума.

Минцмейстер реакции моей не понял. Но догадался, что при словах о “долговой яме” в моих глазах мелькнуло что-то нехорошее. Заторопился с объяснениями.

— Не мы людей в тюрьму коммерческую определяем, а те, кому сидельцы задолжали. Они, вроде, должны им кормить. Но бывают и нерадивые или жадные. Тогда на себя берем заботу…

— Не по душу должников я приехал. Об этом как-нибудь позже. Тебе золото самородное привезли? То, что с Урала?

— Как есть привезли, Государь! Уже переплавляем. Желаете посмотреть?

Я кивнул.

– Тогда прошу в Пожигатеьную палату.

Большой группой мы прошли вслед за Афанасьевым в жаркий цех, где на наших глазах двое рабочих начинали выливать из тигеля в изложницу светло-оранжевую жидкую массу.

— Осторожно, Государь! Первые капли шлака могут стрельнуть вверх, как из пушки! – все попятились, прижимаясь к стенам, вдоль которых стояли открытые лари с разными реактивами в сухом виде.

– Очищаем золото от “грязи”, – произнес минцмейстер. – И превращаем в слитки. Процесс, что мы наблюдаем, называется французским словом “аффинаж”.

— И как? – заинтересованно спросил я. – Много грязи?

— По-разному. Иногда буры хватает, чтоб очистить. Иногда толченое стекло приходится в шихту добавлять. Хуже, когда свинец присутствует. Тут без крепкой водки не обойтись.

Я догадался, что речь идет не о водке как таковой, а о кислоте.

— Ты про царскую водку сейчас сказал?

— Что вы, Ваше Величество! Как можно?! Царская водка потому так и называется, что золото растворяет. Я про селитряный воздух.

Ничего не поняв, я перевел разговор на другую тему.