— Кавалерийское прикрытие! – с гордостью пояснил Зарубин. – Все, как ты наставлял, Государь.

— Впечатляет! – признался Маккартни, останавливая своего коня вслед за всей группой. Нам только с казаками не хватало столкнуться на встречных курсах.

— Чика! Лесную засаду придумали?

— А как же! Показать?

— Действуй!

Зарубин помчался к егерскому каре. Махнул рукой в сторону небольшой рощи с развесистыми дубами. От отряда отделилась группа солдат и трусцой побежала в ту сторону. Выбрав один из самых разросшихся дубов, они споро вскарабкались на дерево, распределившись по веткам на разной высоте.

Чика, горяча коня на краю рощи, что-то скомандовал, подкрепив слова выразительным жестом. В роще громыхнуло. Дуб окутал белый дым, полностью скрыв и без того незаметных стрелков. Когда дым развеялся, на дубе никого не оказалось.

— Куда делись егеря? – снова удивился Джордж.

— Спрятались в складках местности, – подсказал я. – Как вам мой импровизированный редут?

— Колоссально! Но легкая пехота… Битвы выигрывают линейные батальоны!

— Поживем – увидим, сэр.

«Ждать недолго!» – хмыкнул я про себя.

— Государь! – окликнул меня бригадир Жолкевский. – Полки построены.

Митинг не был экспромтом. Я целенаправленно посещал учебные лагеря и толкал речи перед новыми солдатами. Я прекрасно помнил, что высокая мотивация позволяла побеждать революционной армии Франции там, где не хватало выучки и оружия. Как раз мой случай.

Речь не отличалась оригинальностью. Я кричал о том, что мы армия добра и справедливости. Что бьёмся за новый прекрасный мир, в котором каждый сможет быть кем захочет. Что дворяне будут сражаться за свои привилегии и старые порядки до последний капли крови, и им, новым воинам Красной Армии, следует быть смелыми и дисциплинированными. Что нашим бесстрашием и сплоченностью мы побьем супостата. И так далее, и тому подобное. Англичанину эта речь была в новинку, и он даже строчил что-то в маленькой книжечке.

Лица солдат после моей накачки светились от желания немедленно броситься в бой и порвать врага. Но вместо этого состоялся ужин с лишней чаркой водки и отбой.

Я тоже наладился спать в шатер, растянутый в ожидании меня еще днем. Остро хотелось завалить в кроватку Аглаю и хорошенько ее отлюбить, но увы! Пост, однако. Не будем давать повода своему окружению меня не уважать.

(егерская форма обр. 1775 г. На левой картинке штык егерской фузеи изображен неверно)

(1) капрал – нижний унтер-офицерский чин в армии по пехотному строевому уставу 1763 г.; фурьер – унтер-офицер, помощник взводного; подпрапорщик – помощник прапорщика, отвечал за знамя; младший и старший сержанты – помощники ротного.

(2) Рунд – обход для проверки постов.

Глава 17

Почти неделя пребывания в Троице-Сергиевой лавре не была напрасно потраченным временем. Во-первых, мои соратники должны сами, без моего ежедневного пригляда, справляться с задачами. Я даже на ежедневные доклады, передаваемые мне конной эстафетой, не отвечал. Сами. Все сами. Во-вторых, общение не с высокопоставленными иерархами, а со священниками среднего и низкого уровня пошло мне на пользу в плане лучшего понимания психологии этого сословия. Все-таки на самый верх в их иерархии попадают отнюдь не заурядные люди, не столь зашоренные, но слегка оторвавшиеся от паствы.

Во мне укрепилось мнение, что на церковь вполне можно повесить ряд функций – то, о чем я уже говорил иерархам. И борьбу с безграмотностью, и нотариат. Те же монастыри – это мощные латифундии с разнообразным побочным производством. В Лавре даже свой Пивной Двор есть, не говоря уже о богатых рыбных прудах. Рабочих рук и без крестьян хватает. Есть подготовленные кадры, опытные управленцы. Надо тиражировать их опыт, пользоваться им. Надеюсь, работа с новым патриархом в этом направлении будет активной и плодотворной. Иначе зачем вся движуха?

Ну и душеспасительные беседы в средоточии православия, в месте подвига и упокоения преподобного Сергия Радонежского, несколько поправили мои нервы, как оказалось, весьма расстроенные за прошедший год. Отстоял несколько служб, исповедовался… Разумеется, последнее не в полном объеме, а выборочно.

Но все рано или поздно кончается. Одно из очередных эстафетных сообщений заставило меня сорваться в Москву. От Салавата пришло известие, что иерархи готовы покинуть Сухареву башню и ждут только меня.

На этот случай все было подготовлено. Дорогу на Москву привели в относительный порядок, чтобы царь-батюшка не стал президентом “Кувырк-коллегии”. Запасли лошадей на почтовых станциях. Специально назначенные люди были отряжены не допустить появления заторов в узких местах – иной раз телегами да экипажами такие пробки создавались, что не пройти, не проехать. Помчусь на тройке с бубенцами с двумя переменам. Рекорда Николая I – 20 верст в час, – конечно, не поставлю, но 18-19 мне обещали.

Так все и вышло. 70 верст от Лавры до Кремля меня промчали с бешенной скоростью. Уложились в четыре часа с хвостиком. Обалдевший от тряски, от мельтешения перед глазами лесов и погостов, я взял час на то, чтобы прийти в себя и переодеться.