Евдокия прикрыла глаза, ловя вдохновение, но оно не пришло и европейское варварство осталось не обличенным. Потом она обязательно напишет разгромную статью и всё им припомнит, но сейчас ей хотелось думать о хорошем.

Достав из сундука письменный набор, она написала от имени счастливого жениха Пушка, что город Дмитров встретил его приветливо, невеста ему понравилась и князю Юрию Васильевичу вручён подарок в виде придушенной мышки. Почему придушенной? А чтобы, по мнению Пушка,князь своей лапой мог её добить и положить на зуб. Далее Дуня записала дмитровские новости, предоставила список ходовых товаров и цены на них.

С мыслью о том, что вместо сенсационных новостей получились матёрые будни, Дуня отложила перьевую ручку и, уперевшись в нижнюю перекладину стола, попробовала покачаться на ножках кресла. Её душа просила драйва, скандалов, интриг, расследований, но в наличие были только подозрения и запах чего-то нехорошего.

Евдокия принюхалась, вернула креслице в исходное положение и пошла по следу. Одновременно с ней из комнаты вышла щекастая Марфа.

— Чем-то воняет, — гулко сообщила она и поспешила на запах. Её нюх привел к одной из дверей, и нисколько не сомневаясь, она резко распахнула её и рявкнула:

— От вас палёным несёт! Чего это вы тут делаете?

Дуне никак было не обойти дородную Марфу, и она замешкалась, не зная, как пробиться вперёд, не уронив чести.

— Да как ты смеешь! Пошла вон! — раздались голоса из комнаты, и Евдокия поняла, что это мамки-няньки Оболенской.

— Я?! — взревела Марфа. — Это вы пошли отседова! Боярышня, ты погляди на них, — развернувшись, чуть не сбив с ног Евдокию и подвинулась, давая ей дорогу.

Дуня вошла и сразу поняла, что Еленкины няньки жгли волосы и лили воск в таз с водой. Может, пытались гадать, а может,ворожили, не разберешь. Вид у них был испуганный, но огрызались дамы бойко. Ситуация получилась неоднозначной. С одной стороны в определенные дни все повально занимались гаданием, а с другой стороны это считалось колдовством, за которое строго наказывали.

— Э-э, Марфа? — входя и прикрывая за собой дверь, обратилась Евдокия.

— Да, боярышня, — окидывая грозным взглядом женщин и засучивая рукава, пробасила она.

— Ты вроде бы говорила, что хочешь новый убрус?

— Я? — от удивления Марфа растерянно замерла и непонимающе посмотрела на юную Евдокию Вячеславну.

— Красивый, нарядный, — перечисляла Дуня, кидая суровый и многозначительный взгляд на Еленкиных ближних, а потом переводя его на Марфу и чуть приподнимая бровь, подсказывая ей способ урегулирования ситуации.

— Э-э-э… — кусая губы, Марфа старательно думала.

— Так тебе его сейчас подарят, — подсказала Дуня.

— Правда, что ль?

— Ну, конечно, — слегка улыбнулась она. — А вы что стоите? — прикрикнула она нянек. — Вы не дома, и за глупость надо платить.

— Ох, убрус… — одна из женщин бросилась к сундуку и спешно начала переворачивать сложенную одежду, — да где же он… вот, — она распрямилась и положив плат на обе руки, с поклоном преподнесла его Марфе.

— Прими от нас дар, не побрезгуй, — чинно произнесла Еленкина нянька, не обращая внимания на недовольные взгляды проштрафившихся сообщниц.

— Ну, коли так, — Марфа с сомнением посмотрела на Евдокию. Боярышня одобрительно кивнула, и та со всей вежливостью приняла подарок. — Но…

— Они больше не будут, а если вновь поймаем за колдовством, то тогда уж отца Пафнутия позовем, — с угрозой закончила Дуня и всем корпусом повернувшись к жёнкам, спросила: — Ясно?

— Ясно, Евдокия Вячеславна, — быстро ответила та, что быстрее всех сообразила про подарок. — Прости за беспокойство. Елене Ивановне передам, что ты похлопотала за нас.

Дуня подтолкнула Марфу на выход, а когда дверь закрыли, то пояснила ей:

— Никому не нужна свара в доме князя, но приглядеть за ними… — боярышня мотнула головой в сторону закрытой двери, — …приглядим.

Марфа глубоко вздохнула и громким шепотом ответила:

— У нас многие девки пытались князя окрутить, да он заговорен любимой.

— Да ты что? — обрадовалась Дуня, почуяв разоблачение тайны.

— Вот те крест, боярышня.

— А пойдем-ка, сбитнем полакомимся, да пряников поедим.

— Неловко мне, — застеснялась женщина.

— Пойдём – пойдём, медком с орешками пряники закусим, — продолжала искушать Евдокия. — Истории о любви всегда подслащивать надо, а то что-то они все печальные.

— Ох, — вздохнула Марфа, ведя юную гостью в малую трапезную, — права ты, боярышня. Вот взять меня. Любила я одного статного красавца, а он даже не смотрел в мою сторону. Сколько слёз по нему пролила, сколько убивалась по нему, а рядом вился мелкий Харитошка …