— Деда, пошли уже, а то народ собирается… будут потом про тебя болтать невесть что.

— Это чего же про меня сказать такого можно? — опешил боярин.

— Озверел, скажут, славного отрока за шиворот держишь.

— Гришка, и часто она так одевается?

— Еремей Профыч, впервые вижу!

— Ну-ну!..

— Вон моя лодка! Идемте забирать! — Дуня рванула вперёд, но остановилась и попросила: — Деда, давай ты, а я в сторонке постою.

Боярин потянулся было дать ей подзатыльник, но рука не поднялась. Грозно нахмурившись, больше сердясь на самого себя, чем на егозу, Еремей Профыч велел погрузить лодку на розвальни. Воины придерживали её, пока ехали к реке, а потом настал момент, когда надо было решить, кто покатится на ней.

— Я, — приготовилась Дуня.

— Погоди, дай мои ребята обкатают.

— Деда, ну почему у меня моё же отбирают? Это нечестно!

— Помолчи, а то я того самое…

— Оу, ты останавливался по пути на постоялом дворе «того самого», — засмеялась она.

— Кхе-кхе, — поддержал её Еремей, вспомнив говорливого хозяина постоялого двора.

— Дедуль, я покажу, как надо…

— Погодь, говорю…

— Вот сюда встать, за эти держалки держаться, парус повернуть и-и-и-и-и…

— Ах ты ж, лиса! За что мне такое наказание!

— Держите её! Убьётся же! Вот бедовая девка!

Гришка первый рванул за боярышней. Он с самого начала пытался держать ладью, подозревая, что Евдокия Вячеславна обхитрит боярина и сделает по-своему, но Пахомка так раскорячился, что не подойти было.

— Гришка, не смей! — рявкнула Дуня, когда почувствовала, что кто-то ухватился за буер. Лодку дернуло и боярышня не увидела, как Гришка одним движением отвязал непонятный мешок с песком, скидывая его. Мешок должен был служить тормозом.

— Боярышня, да куда ж ты без меня, — взмолился он.

— Жрать меньше надо! Ладья двоих не вытянет! Сгинь! — ей хотелось пнуть его ногой, но все силы уходили на то, чтобы держаться.

— Ничего, вытянет, — забираясь внутрь, просипел Гришаня, и поднявшись, встал позади боярышни, помогая ей управлять парусом. От ветра ли или от уверенного хвата воина и наилучшей позиции паруса, но ладья рванула вперёд.

— А-а-а-а, — счастливо завизжала Дуня.

— А-а-а-а, — застонал Еремей Профыч, в ужасе смотря, как несётся неизвестно куда его кровиночка. — Догнать! Догнать! — хрипел он и бросился к саням.

— Не жмись ко мне! — немного отойдя от восторга, пихаясь, прошипела Евдокия. — Я из-за тебя ничего не вижу.

— Да куда ж мне деться? — начал оправдываться Гришка.

— Куда мы катимся?

— Не знаю.

— Гришка, чтоб тебя…

— Евдокия Вячеславна, мне что-то в глаз попало.

— Так мы что, вслепую дуриками несёмся?

— Почему дуриками?

— А-а-а, за что мне это? Мир полон идиотов!

— Боярышня, я не нарочно…

— Надо тормозить… — она попробовала нащупать мешок с песком, но его не было. Впрочем, у нее не хватило бы рук, чтобы наклониться и воспользоваться им. — Давай тобой попробуем… — предложила Дуня, — …скинем тебя наполовину, и ты будешь якорем!

Она почувствовала, как Гришка замотал головой.

— Евдокия Вячеславна, я слышал, что надо парус по-особому развернуть.

— Давай пробовать, — прохрипела она, чувствуя, что от напряжения сдают все мышцы. Воин начал разворачивать парус, при этом вдавливая её в крепления.

— Изверг, — застонала она.

Какое-то время они продолжали катить, лязгая зубами из-за неровностей льда. Дуня надеялась, что они влетят в сугроб и на этом экстремальное скольжение прекратится, но княжьи люди расстарались и далеко вперёд расчистили снег.

— Давай падать, — предложила Дуня. — Я больше не могу.

— Погоди, боярышня, кажется, у меня получается.

Евдокия почувствовала, что лодка начала выполнять что-то вроде фигурного скольжения. Чуть-чуть вправо, плавно влево, потом вписались в поворот и покатились боком, выбивая фонтаном легкий снежок и парус завалился.

— Уф, жива… — простонала накрытая парусом Дуня. — Гриш, ты живой?

— Не-а, кажется, я умер и заново родился. Евдокия Вячеславна, это же невероятно! Такая скорость… мой дух окрылен... Я хочу ещё…

— Только без меня, — начиная выбираться, проворчала Дуня. — Меня окружают скорбные умом… — она замолчала, поняв, что зациклилась. — Здесь, наверное, воздух такой, что все делаются болезными на голову… — она вновь осеклась и всмотрелась вдаль. По берегу на скорости мчались всадники и сани.

— Что за идиоты несутся по бездорожью? — буркнула она и чертыхнулась, поняв, что все-таки она крепко приложилась головой. Намотанная на затылке коса смягчила удар, но что-то там встряхнуло.

— Боярышня-я-я-я! — завопил дедов холоп и Дуня замахала руками, показывая, что жива-здорова… относительно… и требуя, чтобы конные и сани остановились, пока не случилось беды.