— Деда, если князь разрешит тебе пожить в своём доме, то тебя подселят к Ванюшке, а он чуть ли не дверь в дверь с князем живет. Ты просто посидишь у приоткрытой двери, контролируя через щель княжьи покои.

— Ты! — возмутился Еремей, представив себя прильнувшим к дверной щели.

— Тш-ш, — Дуня приложила палец к губам, и с серьёзным видом, но очень выразительно, произнесла: — Служба, Еремей Профыч, разная бывает, так что старайся, и князь не забудет тебя.

— Дождешься ты у меня! — погрозил он ей.

Довольно улыбнувшись, Дуня показала деду на готовящиеся к тренировке по клюшкованию команды города Дмитрова.

— На днях начнутся турниры, посмотришь. Наш Ванюшка будет участвовать.

— С бояричами в команде?

— Нет, деда. Это команда недорослей.

— Почему не остановила? Сама понимаешь, невместно ему в товарищи брать нижних по положению.

— Дед, неужто ты врал, когда учил меня смотреть на людей, а не на их положение?

— Я и сейчас тебе это скажу, но речь шла о тех, кого надолго приближаешь к себе. В остальных случаях надо блюсти себя, чтобы люди не болтали потом.

— Ой, лукавишь ты, Еремей Профыч, — покачала головой Дуня, на что дед недовольно поджал губы.

Они ещё немного посмотрели на Милославу, чинно переговаривающуюся с боярышней Лыко-Оболенской, на хвастающего мастерам походным тёплым возком Ванюшу, прежде чем собрались ехать обратно. К приятному удивлению боярина в княжьем дворе его уже ждали и без объяснений проводили в соседние покои с внуком.

— Девица Даринка расстаралась, — пояснил Еремею княжий ключник. — Как ужаленная бегала, устраивала тебе с боярыней Милославой удобства.

— Ишь, расстаралась, говоришь, — довольно оглаживая бороду, повторил Еремей.

— Твоя Евдокия Вячеславна научила её подарочки дворне делать, так теперь всякий ей угодить норовит, — пожурил-похвалил ключник.

Боярин довольно хмыкнул и вручил княжьему доверенному кожаный портфель с кожаными папками для бумаг.

— Прими, от души дарю, — степенно произнёс он. — Важному человеку не обойтись ныне без таких новшеств.

Княжий ключник расплылся в понимающей улыбке, принял и поклонился. Как раз подбежал задержавшийся во дворе Ванюшка. Он провожал маму. Увидев в руках ключника портфель, широко улыбнулся и воскликнул:

— Дядька Дормидонт, ты как наиважнейший боярин всей Руси!

Ключник довольный сравнением хохотнул, а Ванюшка побежал догонять деда.

— Чего это ты его дядькой кличешь? Тоже подарочки дарил?

— Не-а, я без подарочков в сердце уголок сыщу! — беззаботно ответил мальчишка, подмигивая деду.

— Тьфу ты, бабская наука. Ты бы лучше…

— Кстати, дед, — перебил его Ванюша, — ты во дворе всех женок переполошил. По их словам, взгляд у тебя до их нутра доходит, а сам ты такой сурьёзный, важный и на загляденье.

— Скажут тоже… я никого и не приметил… вот же бабы, но глаз у них верный, — расплылся довольный Еремей, забыв, что внук его перебил и чего он хотел ему сказать.

Ванюшка хитро улыбнулся и выхватив из дедова короба пару сладких яблок, что тот привёз в дар князю, кинул одно Олежке, а вторым смачно захрустел, вытирая потёкший по подбородку сок.

— Не знал я, что у Пушка столько человеческой родни, — пошутил князь, выслушав приветствия московского боярина.

— А как же, княже! Всё как во всех порядочных семействах, — поддержал шутку Еремей.

Юрий Васильевич ухмыльнулся, бросил взгляд на подарки и отпустил боярина. Он устал удивляться, что в его дом повадились гости, используя кошачий предлог.

Довольный встречей Еремей Профыч лениво обкатывал мысль, что Юрий Васильевич больше других братьев схож с Иваном Васильевичем. Такой же высокий, статный, с орлиным взором и тонким носом. Никакой мечтательности в глазах, идиотской улыбки, как говорила внучка, или намёка на добродушие в нём не было. Князь принял его, выслушал, оценил подарки и теперь подумает, что может выжать для себя из этого визита.

После встречи с князем Дунькины измышления казались Еремею чушью, но раз он обещал, что посидит в засаде на отравителей, то исполнит. Точнее,посадит своих воёв слушать и наблюдать у двери.

Отдав распоряжение, боярин улёгся спать. Дорога вымотала его, и старым косточкам требовался отдых.

На женской половине княжьего дома царило оживление. Сначала всех взбудоражило появление боярыни Милославы, потом её рассказы о московском житье-бытье допоздна не давали женщинам разойтись.

Боярыня уважила княжьих служивых жёнок, угостила привезёнными наливками, вялеными колбасами, сырами. Не пожадничала, поставила на стол орешки в меду, сушеную вишню, малинку, томленую клюковку, голубику... Ягоды всем знакомые, но мало кто сушил их, разве что травницы.