Я, как человек, интересующийся искусством, телевизор люблю больше, чем стирку крапивных штанов или пришивание*железобетонных пуговиц.

Сегодня транслируют восьмую серию телеэпопеи „Клара идет в контратаку “. Краткое содержание предыдущих серий: трогательная девочка Клара в детском приюте, она плачет ,и никак не может заснуть, пока ей не показывают фотокарточку товарища Анастаса, а как показали, сразу засыпает, всю ночь спит беспробудно и не сикает в крапивные пеленки; потом трогательная девочка Клара оказывается в подростковом приюте, она убедительно и волнующе разоблачает проникшие в ряды подростков демагогизм и двурушничество, ее детские, но стремительно взрослеющие глаза красиво пылают классовым гневом; а вот уже Клара, смущенно, но горделиво улыбающаяся, марширует мимо красочной трибуны, с которой ей отечески машет рукой лучший друг девушек товарищ Анастас; она марширует, а ее начинающую тяжко зреть грудь украшает почетный знак победительницы межведомственного соревнования по строевой подготовке, что неопровержимо доказывает — горделивость в чарующем взгляде девушки совершенно обоснована; потом на протяжении нескольких месяцев Клара учится на высших курсах идейно-полового воспитания, получает профессию, необходимую ей для дальнейшей жизни и работы на одном из оборонных заводов-приютов, а также основные навыки любви к защитнику Родины; эти и другие навыки передает ей мудрый наставник товарищ Карл, и глаза Клары сияют искренней благодарностью к товарищу Карлу за его науку, а также к товарищу Анастасу, от которого изначально исходит любой оргазм, хоть моральный, хоть физический.

На этом жизнеутверждающем кадре заканчивается восьмая серия. Я догадываюсь, что в следующих сериях Клара получит аттестат идейно-половой зрелости, ей вернут ее девичью невинность, которая, естественно, не могла сохраниться во время напряженной учебы, а потом дадут разрешение на вступление в брак с утвержденным заранее защитником Родины.

Молодые проживут в брачном боксике ровно столько, сколько допускается по Закону о браке, то есть, одни сутки, аттестованная Клара сделает парня мужчиной, поскольку слишком обидно мужчине умирать, не познав в жизни самого главного.

Затем мужчина, как ему и полагается, уйдет на войну или в шахту, где погибнет или станет инвалидом, и мы его больше не увидим. А Клара начнет трудиться на оборонном заводе, ежегодно искусственно осеменяясь эталонной спермой и рожая будущих защитников Родины, а также других полезных государству младенцев, которых мы тоже больше не увидим, ибо по Закону о младенцах они будут немедленно переданы в детский приют, где продолжат прохождение службы.

В общем, жизнь Клары войдет в обычную счастливую колею, но главный конфликт фильма будет заключаться в том, что налаженная жизнь однажды рухнет. Клара заболеет и сделается неспособной к производству новых младенцев. У нее будет момент отчаяния, она решит было свести счеты с жизнью, но в последний момент ее взгляд случайно упадет на портрет товарища Анастаса, и мужественная женщина скажет себе: „Это бумажный героизм, сестренка“.

Она запишется в добровольцы, отправится на фронт, станет там наводчицей ракет с ядерными боеголовками и в короткий срок точным огнем сметет с лица земли сто вражеских городов.

Враги назначат за ее голову награду в миллиард долларов, и она сдастся врагам сама, завещая этот миллиард любимой Родине.

— Вся жизнь и все силы отданы самому прекрасному на земле! — скажет в трагическом, но одновременно жизнеутверждающем финале Клара, садясь на электрический стул.

А в самом конце диктор нам скажет, что у Клары был реальный прототип, и этого прототипа, имя которого по понятным причинам еще рано оглашать, товарищ Анастас объявил своей почетной невестой. Посмертно. И мы украдкой смахнем мутную стариковскую слезу.

Да, именно так или почти так закончится телеэпопея, ибо так или примерно так заканчиваются все наши образцовые телеэпопеи. Но мне, тем не менее, всякий раз как-то по-новому неспокойно и тревожно за героев, все хочется, чтобы им в жизни повезло, чтобы во всем им была удача, а также возможность честно попасть на переработку, счастливо избежав насильственного, противоестественного конца.

Экран гаснет, а я еще долго не могу вернуться в реальность, все стоит перед глазами милый образ Клары.

— Как зовут-то тебя? — спрашиваю вполголоса отирающегося неподалеку бывшего шахтера, нового приятеля.

Спрашиваю, а сам делаю вид, будто разглядываю трещину на стене. Подстраховаться никогда не мешает.

— Алексей, — бросает он через плечо, а сам, как был, так и продолжает стоять ко мне спиной.

„Тоже долгожителем будет, если от силикоза не загнется", — с удовольствием отмечаю про себя. А вслух:

— Леха, значит, тезка, значит, молодец. Фильму видал? Вот она, жизнь-то! Так-то, Леха.

— Ага, так-то... — поддакивает он, будто тоже понимает в искусстве, стервец.

— Империалисты — дураки, — говорю громко. — Думают, что смогут от нас на другую планету удрать, на чистенькую, новенькую планетку! Чтобы там свои черные империалистические дела обделывать! Звездопланы усиленно строят! Думают, что мы так им и позволим уйти живыми! Вот дураки, ага?

Говорю, а сам подобострастно смотрю на прогуливающуюся меж воспитанниками помдежку с секундомером. Она, как будто, и не видит нас, но кто ее знает.

— Ага! — орет в ответ Леха и тоже ест глазами маленькую начальницу.

Оно, вроде бы, и не запрещается так вот друг с другом обсуждать наши образцовые произведения телевидения, тем более, если в положительном плане. Но ведь нигде, насколько мне известно, ни в одной из кних, которые сторожит цепной дневальный, не сказано, что, дескать, в обязательном порядке надлежит обсуждать телефильмы. А про империалистов — сказано. Вот их, стало быть, и обсуждаем. Само собой — в отрицательном плане, не в положительном же!