– Черт.

Все мое существо сотрясается, и я не могу этого вынести.

Я протягиваю руку, шарю в беспорядке, пока не нахожу достаточно большой кусок стекла, а затем сжимаю его в кулаке, пока лезвие не погружается в плоть.

Для меня ничего не осталось, ни в этом мире, ни в человеческом, а даже если бы и было, я бы этого не хотела.

Итак, с тяжелым чувством онемения я поднимаю острый осколок и провожу им от левого запястья к сгибу локтя. Перекатываясь, сжимаю пепел Бена в кулаке, наблюдая, как моя кровь смешивается с ним, образуя кашицу, которую невозможно спасти.

Я не хочу, чтобы это было сохранено.

Я хочу умереть прямо здесь, рядом с ним.

Я не хочу чувствовать пустоту, которую Найт никогда не заполнит.

Я не хочу дышать затхлым воздухом, когда его нет рядом, только я не хочу, чтобы он был рядом.

– Я ненавижу его! Я ненавижу всех!
– я плачу.

Мои губы приоткрываются, и я кричу до тех пор, пока больше не могу, закрывая лицо руками, а затем ударяя ими об пол снова и снова, пока кровь не потечет не только из ран, которые я нанесла, но и из новых, которые заработала. Мои костяшки деформированы, кости треснули, тело слишком тяжелое, чтобы держаться, когда я падаю назад, ударяясь головой о край койки по пути вниз, но мне, блядь, все равно.

Я.

Блядь.

Закончила.

Усталость накрывает, как теплое, утяжеленное одеяло, и на мгновение я задумываюсь, не пора ли. Атмосфера спокойствия ощущается, как доза героина, и я дрожу, когда лед пробегает по венам, словно сама смерть приветствует меня дома.

Пожалуйста, пускай время пришло…

– Как поживает мой маленький нарушитель спокойствия?
– кажется, я слышу сквозь звенящий белый шум, бьющийся в затылке.

– Какого хрена?!

Мои глаза распахиваются как раз в тот момент, когда кто-то опускается рядом. Сначала его лицо расплывается, но затем детские голубые глаза смотрят в мои. Они дикие, усталые… И что-то еще, чему я не могу дать названия.

– Лендж?

– Да, детка, держись.

– Нет, - я отстраняюсь, но движение прерывается, я качаю головой.
– Что ты здесь делаешь? Лен… оставь меня в покое.

– Этого не произойдет, - он обхватывает руками мое тело, поднимая без малейших усилий, и укладывает на окровавленную койку, пока еще раз внимательно меня осматривает.
– Что черт возьми, на тебя нашло?

– Это то, что твой брат оставил от меня, после смерти моего лучшего друга, - говорю я ему, ожидая реакции, сквозь тяжелые веки.

Он либо ничего не говорит, либо я слишком расфокусирована, чтобы уловить. Скорее всего, первое.

– Мне нужно отвести тебя к целителю.

– Я не хочу что бы меня исцелили, - я пытаюсь вырваться из его рук, глядя на широкие порезы на своих руках, кровь все еще теплыми волнами стекает по коже. Я упрямо поднимаю на него глаза.
– Я хочу умереть.

– Да, но ты же не человек, помнишь?
– он стягивает рубашку через голову, нежно прижимая к моим щекам.
– Для этого потребуется нечто большее. Все, что ты делаешь, это оставляешь себя слабой, чтобы кто-то другой закончил работу или что похуже.

Его слова задели за живое, и я снова начинаю плакать, внезапно став самой слабой версией себя.

– Так сделай это! Пригласи свою мать. Держу пари, ей бы это понравилось, извращенной сучке.

– Ради всего святого, - он заключает меня в свои сильные руки, прижимая к груди.

– Я никуда с тобой не пойду.

Он игнорирует меня, и когда он поворачивается, моя голова откидывается в сторону. Сквозь замутненное зрение я замечаю окровавленный пол с темными комками спутанного пепла и все стекло, разбитое о мрамор. Брызги крови покрывают стены, словно из фильма ужасов, и темнота давит мне на грудь.

– Оставь меня здесь, Ледженд.

– Заткнись нахуй, Лондон, - огрызается он, прижимая меня крепче.

– Я ненавижу тебя и твою семью, - говорю я ему, но тепло его тела притягивает меня ближе, поэтому я снимаю рубашку, свисающую с его плеча, прижимаясь щекой к его обнаженной коже.

– Вот так, детка, - шепчет он, его губы скользят по моему запекшемуся от крови лбу.
– А теперь давай убираться отсюда, а?

Раздаются крики, а затем… темнота.

Улыбка кривит мои губы, потому что, наконец-то.

Наконец-то… Мрачный Жнец пришел за мной.

Я готова к тому, что он отвезет меня домой.

Я просыпаюсь от сильного стука; клянусь, пока идет разговор, кто-то наносит удар за ударом. И у них, должно быть, кастеты, потому что, черт возьми, это чертовски больно. В ушах звенит, а конечности горят, будто вокруг того, что от них осталось, вьется пламя.

– Он убьет тебя, черт возьми, чувак, - говорит кто-то.

Раздается насмешка, а затем: