— Дай угадаю: у тебя было пышное розовое платье и корона?

Киваю:

— Совершенно верно. Я ходила в них на утренники в детском саду.

Ваня звонко смеется. Я тоже смеюсь, вспоминая то платье и корону. На самом деле я не только на утренники в них одевалась. По дому я тоже так ходила. И горько рыдала, когда платье стало мне мало.

— А кем были твои родители? Когда ты предложила новую программу лояльности, ты обмолвилась, что твой папа часто ездил в командировки.

— Да, у нас промышленный город, а мой папа был главным инженером самого большого завода у нас в городе. И он часто ездил по другим городам на похожие производства.

— А мама кем была?

— Моя мама была судьей.

— Судьей? — изумляется. — Ты дочка судьи?

— Да. Моя мама была судьей в областном суде.

Ваня присвистывает.

— Кажется, зря я сейчас рассказал про наркотики.

Я смеюсь и стукаю Ваню кулачком в плечо.

— Знаешь, мама была очень нежной и доброй, — вспоминаю родительницу, и сердце больно щемит. — Иногда мне самой не верилось, что она судья. Дома мама пекла пироги, читала книги и вышивала картины крестиком. Она никогда не кричала. Она всегда подавала милостыню бездомным. А потом я могла услышать, как мама разговаривает с кем-то по телефону по работе, и от ее стального тона дрожь по телу прокатывалась. Мне долго не верилось, что моя нежная добрая мама на работе совсем не такая.

— Ты когда-нибудь подозревала, что твои родители тебе не родные?

Отрицательно качаю головой.

— Нет. И мыслей не было. Меня растили и любили как родную дочь. Родители купили мне квартиру в Москве, я жду, когда ее построят. Поэтому когда я нашла свидетельство о своем удочерении, я была в шоке.

Ваня грустнеет. Я тоже. Это болезненная тема.

— Как думаешь, почему они удочерили тебя?

— Очевидно, потому что не могли родить своего. Я была поздним ребенком. Родителям было за сорок, когда я родилась. Но, знаешь, я не жалею, что моя жизнь сложилась именно так. Я бы не хотела, чтобы меня растила Алла. Извини, что говорю это. Я понимаю, она заменила тебе мать. Но мне она не мать. Я рада, что у меня была другая мама. Моя мама была в миллион раз лучше Аллы.

— Мне жаль, что ты знаешь Аллу только с плохой стороны.

Разговор меня вымотал. Узнавать друг друга оказалось сложнее, чем я думала. Чтобы прекратить откровения, я льну к губам Вани. Когда он отвечает на мой поцелуй, из груди вырывается судорожный стон. Как же я люблю его…

От звонка в дверь мы вздрагиваем.

— Кто это? — испуганно спрашиваю.

— Не знаю, сейчас посмотрим.

Ваня встает с дивана, зажигает свет и направляется в прихожую. Я сажусь и морщусь от яркого освещения. Ваня смотрит в глазок. Затем оборачивается на меня. У него нерешительное выражение лица. Но он все же открывает, и в квартиру заходит Алла.

Я сразу напрягаюсь. Зачем она пришла? Опять говорить мне гадости? Я не встаю с дивана и не иду с ней поздороваться. Наоборот, скрещиваю на груди руки и отворачиваюсь в сторону.

— Привет, Алл, не ожидал, — говорит Ваня.

— Извини, что без предупреждения.

— Я все никак не могу понять, каким образом вы с отцом попадаете в закрытый двор и подъезд. У вас есть ключи?

— Нет, что ты, откуда у нас ключи. Обычно мы стоим и ждем, когда кто-то выйдет, чтобы зайти.

Ваня смеется.

— Понятно. Проходи. Чай будешь?

— Буду.

— Как твоя поездка?

— Продуктивно.

— А куда ты ездила?

— На Урал.

От такого ответа я натягиваюсь струной. Уж не в мой ли родной город?

— На Урал? — удивляется. — А что ты там делала?

— Выясняла кое-что из своего прошлого.

Почему у меня ощущение, что на самом деле Алла говорит это не Ване, а мне?

Они проходят в кухню-гостиную. Я продолжаю сидеть на диване. Чувствую на себе взгляд Аллы, но не смотрю на нее и не здороваюсь. Я не боюсь ее. И не собираюсь стараться ей понравиться. Мне все равно, что она обо мне думает. Если ей хочется верить, что я с Иваном из-за его денег, то пускай. Я не буду ничего доказывать этой женщине. Она мне никто.

Но в воздухе сквозит напряжение. Я чувствую, что Ване неловко. Он не хочет обижать ни меня, ни Аллу, потому что мы обе ему дороги. А как между нами балансировать, он еще не придумал.

— Инга, выпьешь с нами чаю? — осторожно спрашивает у меня Ваня.

Я стискиваю зубы. Я не хочу сидеть с Аллой за одним столом. Я бы предпочла уйти в комнату. Но только ради Вани выдавливаю из себя:

— Да, спасибо.

Я пересаживаюсь за стол. Пока Ваня готовит чай, я рассматриваю свои ногти. На Аллу демонстративно не смотрю. А вот она не спускает с меня глаз. Мне кажется, Алла даже дышать перестала. Она сейчас прожжет во мне дыру. Боже, до чего же противный и едкий у нее взгляд. Как будто в душу смотрит.

Наконец-то Ваня разливает всем по кружкам чай, ставит на стол пирожные и садится рядом со мной.

Нелепость ситуации зашкаливает.

— Я приехала поговорить с тобой, — не притронувшись к кружке, Алла обращается ко мне.

Я вынуждена поднять на нее лицо. Моя биологическая мать сейчас выглядит чуть мягче, чем обычно. Нет вот этой жестокости в глазах, которую я видела раньше.

— О чем? О том, что я с Иваном из-за его денег?

Ваня начинает нервно кашлять. Я рассказала ему, для чего Алла приходила в прошлый раз. Ваня попросил меня не брать это в голову.