— Поздравляю, — я впервые увидела на ее лице улыбку. — Иди с миром и больше не слушай никаких уродов, которые просят подделать документы.

— Где похоронили мою дочку?

Бульдожка удивилась вопросу.

— Не знаю. На кладбище, наверное. Где же еще?

— На каком?

— У нас в городе пять кладбищ, — она почесала коротко стриженные седые волосы. — Или шесть? Не помню.

— Я хочу съездить на могилу к дочке.

Она посмотрела на меня недоуменно.

— Зачем?

Возникла пауза. От ее вопроса я потеряла дар речи. Что значит зачем?

— Давай я узнаю, где ее похоронили, — она первой прервала молчание.

— Спасибо.

Через час Бульдожка вызвала меня и сказала, на каком кладбище была похоронена моя девочка. Одна из надзирательниц рассказала, как добраться туда на автобусе. Выйдя за ворота, я пошла в указанном надзирательницей направлении в поисках автобусной остановки. Нашла ее быстро. Через несколько минут приехал нужный мне автобус. До остановки «Кладбище» я ехала где-то полчаса.

У меня не было радости от того, что я вышла на волю. И глядя в окно автобуса, я не испытывала ни единой положительной эмоции. Мне было все равно. Абсолютная апатия и абсолютное безразличие ко всему. Только не покидало недоумение: разве уже прошло четыре с половиной года? Я не заметила.

Я очень долго ходила по кладбищу в поисках могилы. Уже начало темнеть, вороны на ветках стали каркать громче. Наконец-то спустя несколько часов поисков я ее нашла.

Маленькая могилка для детского гробика заросла травой и сорняками. Черный крест потрескался и покосился в сторону. А на нем была табличка с белыми выцветшими буквами:

Олевская Мария Алексеевна.

Я упала перед могилой дочки на колени и что есть сил принялась рвать траву и сорняки. Я обливалась слезами. Я кричала на все кладбище. Больше не было слышно карканья ворон. Был слышен только мой плач.

— Приехали, — объявляет таксист, остановив у ворот на кладбище.

— Спасибо, — протягивают ему наличные. — Сдачи не надо.

— Благодарю! — радуется щедрым чаевым.

Я вылезаю из машины и опускаю на глаза солнечные очки. Дует ветер, поэтому сильнее перевязываю пояс на кашемировом пальто. Оглядываю кладбище. Забор тот же и те же ворота. После освобождения из тюрьмы я была здесь только один раз: когда ставила на могиле своей дочки памятник. Больше я не приезжала, а за могилой все годы ухаживает ритуальное агентство.

Двое рабочих из этого агентства стоят с лопатами у ворот и ждут меня. Медленно направляюсь к ним.

— Здравствуйте, я Алла Макарова.

— Здравствуйте, пойдемте.

Я следую за ними. Несколько дней назад у меня был долгий разговор с директором ритуального агентства. Я перевела ему очень крупную сумму денег. А потом он позвонил мне и сказал, что все улажено.

Я следую за двумя мужчинами в рабочих комбинезонах и теплых куртках. На самом деле мне не нужно держаться их, потому что я наизусть помню дорогу к могиле своей дочки. Кладбище большое, мы доходим до могилы минут через семь.

— Пришли, — объявляет один из мужчин.

— Копайте, — сухо приказываю и отхожу к соседней могиле, чтобы присесть на лавочку.

Мужчины знают, зачем они тут, но все равно переглядываются между собой. Не задавая лишних вопросов, начинают копать. А я смотрю на памятник в виде ангела. Директор ритуального агентства не лгал и правда ухаживал за могилой моей дочки. Ни единой травинки.

Мужчины усердно копают, обливаясь потом. Периодически у них вырываются ругательства. Я терпеливо жду, глядя, как растет гора земли рядом с памятником в виде ангела.

И вдруг лопаты обо что-то ударяются.

— Гроб.

— Доставайте.

Я встаю с лавки и подхожу к выкопанной могиле. Мужчины снова переглядываются. Затем один из них прыгает в могилу и берет маленький деревянный гроб. Самый простой из возможных. Маленький ящик из деревянных досок.

Они поднимают его наверх.

— Что теперь?

— Открывайте.

Мужчины снова переглядываются. Берут какую-то металлическую штуку и пытаются открыть приколоченную гвоздями крышку. Она поддается очень быстро. Крышка отлетает в сторону.

— Закройте нос, — говорит один мужчина и сам прикрывает лицо ладонью, но тут же замирает и убирает ее в сторону.

В этом нет надобности. Гроб пуст.

Инга

— Иди сюда, — Ваня лежит на диване в гостиной, а я сижу рядом. Он тянет меня за руку, и я со смехом плюхаюсь на него сверху. Иван отодвигается к спинке дивана так сильно, как может, чтобы я могла лечь рядом. Я все равно не помещаюсь, и тогда Ваня половиной своего тела ложится на меня сверху.