Шрифт:
– Он бы не укусил!
– держит его на коротком поводке Владик.
– Он обучен сбивать с ног и не подпускать к хозяину. Гарик, сидеть.
– Гарик, значит...
– Гарик...
– Любовь любовная?
– Да, - смущаюсь я.
– Хороший мальчик?
– с весёлым сарказмом.
– Ну он и правда хороший!
– оправдываю я собаку.
– Я его по будням вечером выгуливаю.
– Ох, Люба...
– Не сердись.
– Ну что ты? Гарик - прелесть, - угорает он, закатывая глаза.
– Этому Гарику я и отжеванный кусок мяса готов простить.
Поднимаемся, отряхиваем снег.
Мужчины пожимают руки, представляются.
– Это вот тот самый Константин Захарович?
– прищуривается демонично Владик, упирая руку в бок.
– Та-а-ак...
– переводит на меня Костя.
– Что значит "тот самый"?
– Ну который...
– Стоп!
– растопыриваю я пыльцы, и втискиваясь между ними, раздвигаю подальше.
– Владик, мы пойдем, - сигнализирую ему всячески лицом, что не стоит.
– Хорошего вечера!
Утягиваю Костю. Мы проходим через площадку с голубями.
– Жаловалась на меня, да?
– плотоядно улыбается Костя.
– А вот да!
– выпаливаю я.
– И что? И что Вы мне сделаете, Константин Захарович?
Играю бровями, переводя в шутку.
Ловит за талию, вжимая в себя.
Костя поднимает взгляд на небо. На нас падают снежинки в свете фонаря.
Любуюсь на его профиль. Смотрю с восхищением, не моргая.
Вот он так близко... и между нами что-то все ещё есть. И ощущается это гораздо сильнее, чем раньше. Знать бы ещё - что точно.
Смотрю и фантазирую, что Костя сейчас - раз - и сделает мне предложение в этой романтичной снежной атмосфере.
Он переводит на меня взгляд, мы застываем глаза в глаза. Поправляет меховой капюшон на мне, облизывая губы.
Но не целует...
Я опечаленно вздыхаю.
Низко, прямо на нас летит какой-то голубь-полуночник. Раскрывая крылья шире и притормаживая.
Ахнув, замираю. Он садится мне на плечо.
– Смотри-смотри...
– шепчу я.
– Романтично, да?..
– Ага...
– морщится Костя.
– Орнитоз, сальмонеллез, псевдотуберкулез, листериоз...
– Фу, хватит!
– смеясь, сгоняю голубя.
– Ну какой ты!
– Какой?..
– ведёт меня за талию.
– Самый хороший, - опускаю взгляд.
Он молчит, прижимая меня ближе. И мы идём дальше...
Вот и наш двор.
Наше кухонное окно уютно светится жёлтым.
– Свет горит...
– Это я оставила для котят.
– Не было печали... Ведьма принесла в подоле!
– ухмыляется он.
– Да ладно, их всего двое. Пристроим.
– Константин Захарович!
– кричит соседка с балкона над нами.
– Как хорошо, что я вас застала. А то звоню-стучу, а дома никого. Сейчас...
Исчезает.
С недоумением переглядываясь, заходим в подъезд.
Она ловит нас у квартиры.
– Посмотрите-ка...
– беспардонно сует ему в руки распечатки.
– А то у нас врач на участке бестолочь. Молодой, только после института. Антибиотики мне прописал, а у меня вирус! Нельзя же при вирусе пить антибиотики.
Всё кошачье очарование Истомина тут же испаряется!
Держа в руках бумаги, Костя переводит на меня очень давящий осуждающий взгляд. Обещающий, что сейчас мы зайдём домой, и я прилично выхвачу.
Костя опускает взгляд в бумаги. Выразительный тяжёлый вздох...
– Давай-ка, Няшина, зачёт по общему анализу крови, - всовывает мне в руки распечатку.
– Эм...
– внимательно разглядываю бумаги.
– Вот смотрите... моноциты высокие, но умеренно - это ваш вирус, и лейкоциты высокие, соэ тоже... это бактериальное осложнение после вашего вируса. Антибиотик всё же стоит пропить.
– Вот умница! Пять! Зачёт!
– с энтузиазмом возвращает бумаги в руки соседки Костя.
– Вы Валентина Михайловна, если что, сразу к Любови Романовне и обращайтесь. Она у нас уже специалист по этим вопросам.
Сжимает выразительно мой бок.
Издевается, да?!
– Ааа...
– открываю я рот возмущённо.
– А терапевт в поликлинике у Вас хороший! Всё правильно прописал. Вы его слушайте.
Костя затаскивает меня домой, запирая тут же дверь.
Прищурившись, наступает.
– Покайся...
– зажимает у меня у стены, - и отрекись!
– Каюсь!
– вжимаю голову в плечи и зажмуриваюсь.
– Больше никогда-никогда не заикнусь, что ты боженька от медицины!
Чувствую его горячее дыхание мне в ушко.