Ориентиром на выход были огромные часы с римскими цифрами. Ненавидимые мною очереди стояли повсюду: у билетных касс — плотная, нетерпеливая, с подозрительными взглядами на тех, кто пытался «проскользнуть»; у газетного киоска, где рядышком пожилые мужчины листали свежекупленные газеты; у телефонов-автоматов.

В зале ожидания на деревянных скамьях всё было заполнено пассажирами. В углу располагался детский уголок с маленькими столиками и игрушками, где чем-то своим было занято четверо карапузов младшего школьного возраста. «Счастливое детство — заслуга партии!» — гласила надпись на плакате над «уголком». На правой стене висело расписание на гигантском табло с переключающимися буквами, возле нескольких поездов были таблички «задерживается».

У самого выхода стояла парочка серебристых автоматов с газированной водой и многоразовыми гранёными стаканами.

Но что меня поразило больше всего — так это вокзал снаружи. Я задрал голову, чтобы рассмотреть это творение советских мастеров.

На огромных жёлтых колоннах полукруглого фасада, на самой крыше, возвышались белые статуи: по центру, конечно, был рабочий и колхозница, держащие герб Союза, с каждой из сторон — по три крупные звезды, обрамлённые венками. Другие статуи были менее понятны мне, кроме солдата с ППШ и лётчика времён Великой Отечественной Войны. Но смотрелось дико гротескно. В моей прошлой жизни я никогда не бывал в Воронеже, а был бы — безусловно, сделал бы селфи на фоне этого памятника советской архитектуры. Привокзальную площадь «возглавлял», конечно же, Ленин — куда же без Ильича? Памятник с надеждой взирал на город: в правой руке — шапка, левая держится за ворот длинного пальто.

Но поглазеть на достопримечательности мне особо не дали: Фёдор Кузьмич поторапливал нас, повторяя, что надо спешить, а то опоздаем на тренировку.

Добирались пешком и шли непривычно быстро, хотя автобусы, трамваи и троллейбусы ходили. Команда из девятерых ребят, включая меня, и тренер. И вот здание спортивного общества с синей буквой «Д» в ромбе возникло перед нами во всей своей двухэтажной красе.

Подошли мы как раз тогда, когда в дверь стекались человеческие группки. Это были молодые парни крепкого вида, почти все в спортивных костюмах — таких, какой был сегодня на Кузьмиче. Я даже заметил несколько парней со сломанными ушами — явной атрибутикой борцов.

Ха! Могли ли эти парни знать, что в будущем будет такая медицинская услуга — по ломанию ушей? Ну, для пущей грозности. Например, есть у парня авто — он берёт себе и хирургически «ломает» ухо, чтобы было видно каждому на дороге.

Надо сказать, что сломанные уши — далеко не признак опыта, а скорее генетики. Вот я, к примеру, столько лет отборолся, а уши были совсем не похожи на пельмени. А кто-то придёт в зал — и в первый же месяц, бац! — и, судя по уху, словно тысячу схваток на коврах провёл.

Я потрогал себя за уши: у Медведева они были маленькие и мягкие. Эх, Саша, похоже, и тебе «не везёт» с ушами. Хотя как сказать «не везёт» — сломанный хрящ та ещё мука: он воспаляется, наливается кровью… Можно кровь откачивать, а можно забить на это. Кто забивает — получает пельмень, кто оперирует в клинике — получает повязку на месяц. Можно, конечно, кустарно откачать шприцом, но кровь всё равно наберётся, и завтра придётся заново откачивать.

Одно точно: единожды сломанное ухо будет беспокоить после каждого турнира. Я вдруг вспомнил ситуацию из своей прошлой жизни, когда во время боя в клетке у моего воспитанника сломанное-переломанное ухо-пельмень наполовину оторвалось. Нередки были и случаи, когда пузырь с кровью в ухе лопается во время боя, и схватка останавливается, а спортсмен снимается рекомендацией врача с присуждением победы оппоненту…

Но мои мысли про уши снова были прерваны:

— Дарова, Кузьмич! — прокричал выходящий из ворот мужичок — черноволосый, среднего роста, крепкий.

На нём был тоже костюм на молнии, только чёрный, с тремя полосками «Адидас», похоже. На груди у мужичка на шнурке висел серебристый секундомер и свисток.

Они встретились на полпути и крепко пожали руки — двойным рукопожатием.

— Привет, Сергеич! — выдал Кузьмич.

— Молодец, что приехал. Сегодня у меня лёгкая работа — на разогрев, завтра утром — вешалка и схватки.

— Как я мог это пропустить? Вот, ребят привёз — мы только с Тамбова, и сразу к тебе.

— А, ну, ты звонил, да. А кто из них Медведев?

Тренеры повернулись на меня, и я оторопел: неужели тренер что-то про меня говорил своему другу? Возможно, даже обмолвился о моих прибабахах с перемещением из будущего… Неприятненько… Я-то уже решил это особо не афишировать.

Глава 12

Тяжело в учении…

— Ну, добро, посмотрим твоего вундеркинда на ковре. Заходите, парни! Меня зовут Сергей Сергеич Красов, я старший тренер общества «Динамо» города Воронежа по борьбе самбо и дзюдо. Раздевалка прямо, и вторая дверь направо, через десять минут всех жду на ковре, — произнёс друг Кузьмича, и тренеры встали у входа, пропуская нас вперёд через двустворчатую деревянную дверь, через одну из открытых створок. Сергеич здоровался со всеми за руку. Поздоровался и со мной, приветливо кивнув, как, собственно, и всем.

Внутри была проходная с вахтёршей, но без турникета. Первая дверь была с табличкой «Тренерская», вторая направо — «Раздевалка №1». Внутри пахло потом и дешёвым одеколоном. Раздевалка — длинная комната с деревянными скамьями по центру в два ряда и бело-голубыми шкафчиками по обеим стенам в два ряда. Ключей в шкафчиках, кстати, не было, а вот замки были. В конце виднелись душевые кабинки: там деревянный пол, окрашенный в красный цвет, переходил в голубенькую плитку, а перед ними на стене висел плакат: «Чистота — залог здоровья!».