Ну, ничего, ничего… Мы — люди не гордые. Главное, не понт, а результат. Да и то, что Камня в городе знают, как-то не особо ему на пользу.

Местные не трогают, а вот приезжие казачки — в легкую мордой об стол упаковали.

Невольно улыбаюсь, вспоминая эту сцену.

В топе моих самых любимых будет, однозначно.

— И нехрен лыбиться! — тут же корректирует мое настроение Мазуриков, — я тебя закину сейчас на землю, посмотрю, как поелозишь!

— Не имеете права, товарищ полковник, — скучно глядя мимо него, отвечаю я ровным голосом, — насчет меня у вас есть отдельное предписание.

Полковник пару минут отчетливо скрипит зубами, пытаясь совладать с нервами. Я молчу, не мешаю ему в этом.

Но вообще, не дело это: такую слабую нервную систему иметь на такой серьезной должности. Начальник управления МВД, все же, не кот в тапки нассал. А лицо не держит…

— Ствол на стол, — решает оставить последнее слово за собой Мазуриков.

— Не имеете права.

— Блядь. Пошел вон.

— Грубость и неуставные отношения будут занесены в отчет по проверке… — говорю я, а затем разворачиваюсь и, не слушая больше исключительно матерного напутствия Мазурикова, выхожу за дверь.

Там, положив хер на запрещающие таблички, прикуриваю, весело подмигиваю молча таращащейся на меня секретутке и вываливаюсь за порог в коридор.

Иду, задумчиво покуривая и успокаивая собственную нервную систему, тоже слегка расшатанную.

Но не Мазуриковым, само собой, ему это не под силу.

Телефон вибрирует в кармане, достаю, смотрю на имя абонента. Блядь…

Шустрый какой полковник-то… Он бы так подчиненных имел за вечные проебы в работе, чем начальству стучал на неугодного проверяющего. А то развел тут бардак. Даже при приятеле моего папаши, предшественнике Мазурикова, тут чище было.

А сейчас лопатой дерьмо грести.

А я лопату не взял.

И не хочу этого делать, особенно теперь, когда другие задачи на горизонте. Куда более интересные. И важные.

Как там Вася моя?

Смахиваю вызов, открываю программу слежения, наблюдаю за маячком. В больнице, у матери, значит.

А где Камешек? Если тоже там, то получит по своей каменной наглой харе. Потому что мы договорились вчера, блядь!

Но Камень с самого утра окопался в своей любимой харчевне, где все дела ведет, и там так и сидит.

И я рад этому, если честно.

Потому что огромный соблазн все бросить и рвануть к Васе, просто, чтоб хоть посмотреть на нее. Снова. Убедиться, что вчера — это не жесткий глюк у меня был, не больное воображение разыгралось, как часто в пустыне было, а реально она, моя Вася.

Думаю, что у Каменюки не меньшей силы желание, чем у меня.

И, наверно, хорошо, что мы теперь — не студенты безмозглые, которые кладут хер на учебу, если рядом сладкая девочка нарисовывается, а вполне взрослые серьезные мужики. У которых имеются еще дела. И дела эти нихрена не отодвинешь, как бы ни хотелось… Кстати, о делах.

Мне опять звонят, и в этот раз я беру трубку.

— Какого хрена ты там выебываешься?

— И тебе привет, папа, — язвительно говорю я.

— Игнат, — со вздохом суть снижает напор отец, — ну ведь мы с тобой это обговаривали. Ты хоть представляешь, каких трудов мне стоило тебя выдернуть из той жопы? У тебя все данные, все есть сейчас для того, что нормально стартануть. А ты че творишь?

— Я не просил тебя вмешиваться, — а вот теперь уже я зубами скриплю от злости. Потому что в словах отца даже не намек, а прямо-таки ебучий манифест, что он в очередной раз меня спас. И что я сам по себе — никто. И только благодаря ему я сейчас имею то, что имею!

А это — не так!

И в тех краях, где я до этого был, мне никакой папа не помог бы! Да он и не помог! И когда я от жажды подыхал в сотнях километров от любой блядской жизни на этой планете. И когда пер на себе одного дурака, по-мудацки умудрившегося нас обоих пиздануть вместе с вертушкой о землю в сотнях километров от любой блядской жизни на этой планете. Там мне папины связи вообще ни одного раза не помогли! И во многих других случаях, которых за годы службы набралось хуева туча, тоже.

Я — уже давно самостоятельная боевая единица.

Но в такие моменты, слушая выговор отца, снова ощущаю себя долбанным папенькиным сынком! И это бесит! Бесит!

— Не просил! — тут же снова выходит из себя отец, в очередной раз подтверждая правило, что человек не меняется. И что кликуха его, данная когда-то давным давно, до сих пор очень в тему. — Но принял! Так будь добр соответствовать!

Очень хочется послать его. Но это будет совсем по-детски. Потому я молчу. Сжимаю зубами фильтр сигареты, а онемевшими пальцами — трубку.