Мои мужчины, пользуясь случаем, рванули по делам, мой отец тоже куда-то уехал, я даже не выясняла, куда.

А я спокойно доехала в сопровождении суровых здоровенных мужиков до дома Маринки.

И теперь с наслаждением погружалась в абсолютно иную атмосферу, спокойствия, семейного уюта и простых радостей. Моя подруга совершенно очевидно была счастлива.

Тонкая, но фигуристая, с забранными наверх кудрявыми темными волосами, в простой домашней одежде, она буквально цвела. Улыбалась, суетилась по кухне, успевая одновременно болтать со мной, следить за сыном и накрывать на стол.

Я смотрела на нее и радовалась.

У нее было счастье.

Тихое, свое.

Боже, я тоже так хочу!

Дом хочу, светлую теплую кухню, детей! Много детей хочу!

И моих мужчин, сидящих за столом и наблюдающих за мной с удовольствием и любовью!

Я только теперь до самого конца осознаю, чего была лишена все эти годы.

Я жила, словно душевный инвалид, закуклившись, не позволяя себе ни воспоминаний, ни планов на будущее.

А реальность… Она была серой. С коротким всплесками счастья, когда видела, что мои песни нравятся людям. Что я хоть кому-то нужна.

Почему-то от Тошки, несмотря на всю его заботу, на все слова про любовь, я такого никогда не чувствовала. Холодно мне с ним было. Тяжело. Муторно.

Но осознавать это я не могла почему-то.

Только теперь, на контрасте, в голову приходит озарение.

— Ну вот… Он меня хотел сразу к себе перевезти, — продолжает Марина, — у него же квартира была… Как раз в этом доме, кстати. Но я отказалась. Помнила о его косяках, не могла доверять… Ты же меня знаешь, я в человеке изначально хорошее вижу, но стоит обмануть, то все.

Киваю.

Да, в этом вся Маринка.

Доверчивая, но до определенного предела. И очень злая к тем, кто сделал плохо ей.

— Я его простила только потому, что втрескалась, словно кошка, же… Ну… И он, конечно, напирал так, что тормознуть было невозможно. — Она улыбается, наверно, вспоминая особенности его “напора”, и я отвечаю ей такой же понимающей улыбкой. Да, они такие. Напролом прут, вообще никаких препятствий не видя… Как тут устоять? Никак. — Но границы свои отстаивала. А он, хитрый гад, тихой сапой… Сначала на Новый год к своим отвез знакомиться. Чуть не убила его, когда узнала, куда привез! Хорошо, что приняли меня с радостью. Я не ожидала, что они такие… Его мама — очень хорошая, сразу меня как-то тепло встретила. Бабушка — тоже. Прабабушка — вообще песня. И отец с дедом не смотрели косо, как я опасалась. Я же не их… Но, оказалось, что у них таких предрассудков нет. Конечно, стараются жениться на своих, но это просто потому, что большинство живет в довольно закрытых местах, а там только свои. Все привычное, родное, в доме порядок, к которому с детства приучены… Ну, и так далее. Но, если находят жену другой национальности, то спокойно все. Никто косо не смотрит…

— А разводы? Если не сойдутся характерами? — интересуюсь я.

— Есть, — кивает Марина, — не приветствуются патриархами, конечно, но никто не станет заставлять. Так что… Все не так страшно было, как я думала, — она улыбается. — Я тебе рассказывала же, не помнишь?

— Очень смутно, — признаюсь я, — я тогда же…

— Да, я помню, — кивает она, — ты со своими Новый год же провела тоже. И такая счастливая была. Летала…

— Да, летала… — эхом повторяю я, — а потом упала.

— Ох, Вась… — Марина встает, подходит ко мне, обнимает, — как же так все случилось?

— Это… Недоразумение, — вздыхаю я, и вздох получается со всхлипом, — а еще родители… И Тошка.

— Весик? — хмурится Маринка, — вот черт! Он тебя уговорил, что ли? Или обманул?

— Да…

Я замолкаю, подбирая в голове слова для того, чтоб объяснить ситуацию.

И Михо, сидящий у меня на коленях, неожиданно тянет пальчик к моему лицу и проводит им по щеке.

— Не плачь, — говорит он. И столько участия в его темных глазках, что я не выдерживаю и начинаю рыдать. Громко, с всхлипываниями и дрожанием.

Понимаю, что неправильно, что надо остановиться, пугаю ребенка, но не могу.

Словно все напряжение, что копилось все эти дни, (да что там дни — годы!) внутри, сейчас выплескивается наружу!

— Тетя? — удивляется Михо, не пугаясь, а, наоборот, обнимая меня и прижимаясь щекой к моей щеке, — не плачь!

И я тоже обнимаю его, не могу отпустить! Он теплый, маленький, такой доверчивый и искренний!

Он гладит и утешает.

И мне кажется, что все-все понимает.

Поверх его ласковых ручек ложатся прохладные ладони Маринки. Она тоже утешает.

И мне тепло.