И все внутри сопротивлялось, восставало против этого!

И теперь, глядя на убогую деревянную горку, развалившийся остов песочницы, я думаю, что та девочка, изо всех сил стремящаяся вырваться из этого всего, была очень-очень сильной.

Потому что многие не вырываются. Многие даже не осознают, что живут.

А я… Я осознала.

Я вырвалась, словно бабочка из темного кокона, полетела на свет. Обожглась, да.

Но эти краткие мгновения я жила! Я любила! Я так горела!

Это того стоило.

— Я одна, наверно… — мне ужасно неудобно стеснять занятых взрослых мужиков, заставлять их ходить за мной, словно охрана.

Во дворе стоит аварийка, толпится народ, и мне надо быстрей подняться, пустить рабочих в квартиру. Понятно уже, что здесь чисто бытовая ситуация. — И потом доеду на такси.

— Нет, Василиса Витальевна, — коротко говорит один из них, пугая меня непривычным отчеством, — мы с вами. Все проверим, поможем, если потребуется…

Пожимаю плечами, решив больше не спорить. В конце концов, там реально могут мужские руки пригодиться.

Выпрыгиваю из хаммера, подхожу к гомонящим у подъезда людям. В основном, пожилые все, старушки. Парочка женщин с детьми. Мужчин нет.

— Василиса, ты, что ли? — спрашивает меня одна из них.

Я смотрю, узнавая ее чисто визуально. В одном дворе жили же, встречались на прогулках. А имени не знала даже никогда.

— Это я тебе звонила, — говорит она, — Галина Ивановна!

— А-а-а… Да… — мычу я, — что там?

— Да заливает все! — тут же начинает докладывать она, — пошли, откроешь квартиру! А это кто? — она косится на молчаливо стоящих за моей спиной мужчин.

— Это со мной, — коротко информирую ее и, чтоб избежать дальнейших расспросов, двигаюсь к подъезду.

Меня провожают удивленные внимательные взгляды соседей. С некоторыми из них я, возможно, даже общалась когда-то, но сейчас вообще не могу вспомнить их лиц. И тем более — имен. Стерлось все из памяти, как несущественное.

Мы поднимаемся к квартире родителей, я слышу, как следом тяжело топают ремонтники, которых, судя по всему, позвала Галина Ивановна.

Я открываю дверь.

Картина, конечно, удручающая. Воды много, в прихожей плавает обувь. И пахнет затхлостью покинутого помещения. Вероятно, и в холодильнике протухло все, что может протухнуть.

Я отхожу в сторону, пропуская аварийную службу.

Шлепая по воде, они проходят, что-то делают там, внутри. Затем возвращаются обратно:

— Перекрыли воду, вентиль сорвало, — коротко говорит один из них, — надо сантехника вызывать, чинить. Воду откачивать.

Я судорожно соображаю, как это все делать, но один из сопровождающих меня мужчин, спокойно отстраняет меня в сторону и говорит:

— Василиса Витальевна, вам лучше вернуться в машину. Мы все решим.

— Но… Я бы хотела пройти… Забрать кое-что…

— Через час это можно будет сделать. Вы пока погуляйте. Иван вас проводит.

Судя по всему, говоривший со мной мужчина, чьего имени я, к своему стыду, так и не спросила, в этом тандеме старший, потому что второй, Иван, лишь кивает и приглашает меня спуститься вниз.

Я решаю поступить так, как мне рекомендуют люди, явно больше меня соображающие в этих вопросах, и спускаюсь вниз.

Там, у подъезда, дежурит Галина Ивановна:

— Ну чего там? — жадно интересуется она подробностями.

— Вентиль сорвало, — коротко говорю я, — сейчас решим.

— Тебе бы с соседями снизу встретиться. До подвала ведь пролила всех. Там, на первом, ремонт только что сделали…

— Разберемся, — цедит Иван из-за моей спины.

И я киваю.

Разберутся.

Боже, какое счастье, что не мне этим надо заниматься! Какое невероятное облегчение!

— Где маму схоронила-то, Вася? — спрашивает Галина Ивановна, — рядом с отцом?

— Нет, — отвечаю я, — на Старом.

— Ого, — с уважением кивает соседка, — там дорого, небось… Хотя, ты, похоже, не бедствуешь…

Она выразительно осматривает меня с ног до головы, потом стреляет взглядом в хаммер.

— А родители твои с копеечки на копеечку перебивались…

Мне неприятно это слушать, а сказать ничего не могу, в горле ком.

К счастью, Иван меня прекрасно понимает, потому что просто подхватывает под локоть и вежливо, но твердо ведет к машине.

Я успеваю только кивнуть соседке на прощание.

И выдохнуть. Уже у хаммера.

— Спасибо большое, — говорю я Ивану, и он пожимает плечами.