Через день в дом ворвалась Наталья. Вихрем кружевных оборок, потоком слёз и благоухания лавандовых духов. Целый час комната оглашалась то взрывами смеха, то истеричными всхлипами, то гневными восклицаниями. Лишь когда буря эмоций немного утихла, подруга прижалась к Кате и зашептала ей в ухо дрожащим голосом о несправедливости родителей, запретивших видеться с Мишей, о своём бессилии перед их волей, о жгучей зависти к Катиному счастью.

— Я не смогу, как ты, бросить всё и умчаться за любимым, — призналась Наталья, сжимая в трепетных пальцах Катину руку.

— Страшно боюсь папенькиного гнева, маменькиных упрёков и слёз.

Катя молча гладила её по спине, будто успокаивая испуганную птичку. Она знала, пройдёт месяц-другой, и это буйное сердечное море утихнет, уступив место новой страсти, ещё более пылкой. Глядя на раскрасневшееся личико подруги, Катя вдруг ясно поняла, что Наталья не из тех, кто способен сжечь мосты ради любви. И осуждать её за это было бы жестоко. Не всякому дано порвать сословные цепи и так безоглядно, и бесстрашно броситься в омут неизвестности, как поступила она. Только сейчас Катя поняла, как плохо могла закончиться её сумасбродная выходка, откажись Пётр жениться на ней. Катерина поёжилась от подобной мысли.

— Да, Катенька, наша Мара тоже в положении. Вчера во время ужина ей стало дурно. Маменька пригласила доктора, и он подтвердил это. Она хотела оставить её у нас, но Мара отказалась и уехала к себе. Теперь родители очень переживают.

Услышав это, Катерина поспешила к деду. Застав его в кабинете, она быстро заговорила.

— Дедушка, оказывается, Мара тоже в положении! Она одна в доме, только с младшим братом. Ты не возражаешь, если я с Адой поживу у неё некоторое время?

— Право, не знаю, Катенька… — граф растерялся. — Но если ты настаиваешь, конечно, поезжай. Только я попрошу доктора присматривать за вами.

— Спасибо, дедушка! Ей сейчас так тяжело одной…

Катерина и Ада быстро собрались и отправились к княжне Маргарите Долгорукой, чтобы поддержать её в этот непростой час.

Зимний дворец. Кабинет императора Николая.

Император Николай Павлович сидел за массивным письменным столом, перечитывая доклад начальника Армянской области. Уголки его губ непроизвольно подрагивали в лёгкой улыбке. Вчерашний вечерний приезд Павла, несмотря на все тревоги и упрёки императрицы, теперь казался ему оправданным.

«В самый тяжелый момент… возглавил оборону… воодушевил солдат…»

Слова рапорта звучали в его голове как музыка. Он не ошибся, разрешив сыну эту поездку. Да, конвой был небольшим, да, Павлу следовало бы соблюдать меры безопасности, но разве мог он предвидеть, что Павел окажется в самой гуще сражения? И не просто окажется, а проявит себя так, что даже закалённые в боях офицеры будут ходатайствовать о награде.

Орден Святого Георгия четвёртой степени, скромная награда для великого князя, но какая значимая! Не за родство, не за высочайшую волю, а за личную храбрость. Николай вспомнил, как сам, ещё молодым, мечтал о таком отличии.

Он отложил бумагу и задумался. Императрица, конечно, будет недовольна. Ещё больше упрёков, ещё больше тревог. Александр, видимо, тоже затаил обиду, но что поделать, война не место для глупостей. А Павел… Павел доказал, что не просто «гуляет по Кавказу», а служит России по-настоящему.

Он откинулся в кресле, удовлетворённый. Пусть тревожатся, пусть ропщут, Россия должна знать, что её правители не прячутся за спины других. И сегодня он мог гордиться сыном.

Тяжёлые дубовые двери кабинета бесшумно распахнулись, впуская цесаревича Александра и великого князя Павла. Солнечный луч, пробивавшийся сквозь окно, золотил паркетный пол, когда Павел, вытянувшись по-военному, чётко отрапортовал.

— Здравия желаем, ваше императорское величество!

Николай I отложил перо и медленно поднялся из-за стола. Его пронзительный взгляд скользнул по загорелому, осунувшемуся лицу младшего сына, остановился на его сияющих глазах и вдруг смягчился.

— Здравствуй, Павел, — тёплый бас императора заполнил кабинет. Николай обнял сына, и на мгновение в строгом кабинете воцарилась почти домашняя атмосфера.

— Ты превзошёл все мои ожидания.

Александр стоявший в стороне крепко сжал пальцы. Его взгляд, полный досады и зависти, неотрывно следил за этой сценой.

— Присаживайтесь, — жестом указал император, сам занимая кресло за массивным письменным столом. — Ну что, герой, поведай нам, как ты учинил туркам достойный приём?

Павел смутился и выпрямился в кресле, его пальцы машинально теребили эфес сабли.

— Честно говоря, ваше величество, ничего особенного. Обычная стычка. Турки напали, мы отбили, а потом в ночной атаке нанесли поражение и обратили в бегство.

— Полно скромничать! — не выдержал Александр, резко встал, шагнув вперёд. Его голос звучал неестественно громко в царственной тишине кабинета. — Весь Петербург только и говорит, как великий князь Павел с горсткой храбрецов обратил в бегство целую орду башибузуков! Ваше величество, покажите ему рапорт Верникова!