— А! — хлопнул я себя по лбу. — Точно!

Наклонившись к Грину, я вытащил у него из кармана помятую пачку «Мальборо» и зажигалку. Старуха просияла и, сразу достав из пачки сигарету, закурила. Она сказала несколько слов Юре и развернувшись пошла прочь. Девичья свита устремилась за ней. Козы, постояв и покрутив головами, тоже двинулись за старухой-генсеком.

— Разрешила, — кивнул я.

— Да, можем идти, — спокойно подытожил наш друг и мы снова подхватили Грина.

Мы занесли его в хижину и положили на грубый деревянный стол, покрытый коровьей шкурой. Здесь стоял деревянный шкаф, ещё один стол и стул. Всё разнокалиберное, разнородное, собранное неизвестно откуда. Я заметил металлическую коробку, в каких содержат медицинские инструменты, и пучки трав, мисочки с маслами и порошками.

— Это моя больница, — сказал Юра. — Вам сейчас лучше уйти. Я отведу вас в дом своей второй жены, а сам займусь пациентом.

— А сколько их у вас всего?

— Жён? — усмехнулся док. — Пока две, но скоро появится ещё одна, я уже дом для неё построил. Пойдём скорее.

У хижины нас встретила молодая красивая женщина с младенцем на руках. Одета она была по местной моде, то есть в ожерелья и кожаную мини-юбку. С голой грудью забавлялся ребёнок.

— Это мои друзья, — сказал доктор по-русски. — Поздоровайся, как я тебя учил.

— Здер-рас-туйтэ, — разулыбалась жена Юры. — Как дела?

— А это моя жена Вакe-Овa.

Она протянула руку, и мы по очереди её пожали. Доктор ушёл, а мы остались рядом с хижиной, усевшись на бревно. Вакe-Овa вынесла высушенную тыкву и налила из неё в обычные гранёные стаканы прохладное молоко.

Дориш выпила свой стакан залпом и попросила ещё.

— Не налегай, — усмехнулся я, — а то придётся к доктору обращаться за укрепляющими.

Постепенно вокруг нас собралась группа любопытных соплеменников, в основном девушек. Они переговаривались с женой доктора и поглядывали на нас. Вакe-Овa прочитала нам стихотворение про ёлочку, но поддерживать беседу на русском или английском не могла.

В общем, мы пару часов сидели, как дураки с вымытой шеей, являясь центром внимания местных жителей. Девушки находили Дориш слишком тощей и слишком белой. Но её волосы они оценили и долго обсуждали как бы здорово было прицепить светлые пряди на концы своих «щупалец». Уснуть я не рискнул, но немного отдохнул, расслабившись и помедитировав.

Наконец, пришёл Юра и сообщил, что прооперировал Грина. Пули в ране не было, но рука пострадала значительно. Он прочистил рану, удалил омертвевшие части и наложил швы. Грин уже пришёл в себя, но пока ещё очень слаб. Ему бы несколько дней стоило полежать, но, если иначе нельзя, завтра можно будет поехать. Сегодня уже, всё равно, дело к вечеру, так что нужно отдохнуть в деревне, а рано утром уже двигать дальше.

Ужин проходил на закате. Нас угощали у дома председательши. Подавали кукурузную кашу на коровьем молоке, печёные яйца и что-то вроде козьей рикотты, сывороточного сыра.

— Правда, что ваши женщины никогда не моются водой? — спросила у Юры Дориш.

— Да, правда. Почти. Вода у нас в дефиците, и наш народ научился обходиться без неё, считая воду опасной для духовной целостности женщин. Водой моются только мужчины.

— А почему от женщин…

— Почему от них так приятно пахнет? — усмехнулся док. — Они ежедневно натираются смесью каменной охры, глины, ароматических смол… э-э-э… мирра, и разных трав, благовоний. Эта смесь обладает защитными и антибактериальными свойствами. А ещё наши женщины окуривают себя дымом ароматических трав. Но если вода имеется в достатке, они, конечно, моются и водой. Сейчас озеро полноводное и вечером многие ходят искупаться в воде.

— Искупаться? Там, наверное, водится всякая мерзость, да и звери приходят на водопой?

— Нет, это священное озеро, в нём чистейшая вода, мы её пьём. Вам с непривычки без кипячения не советую. Здесь есть подземные источники, они его и питают. А животные здесь только наши, других не пускаем. А пьют они из ручья, что течёт из озера. В общем, это наше богатство и чудесная сила, как Байкал.

— А в нём купаться можно вообще?

— Можно-можно. Купайтесь смело.

— А почему вы, получив образование, вернулись к… к первобытной, простите меня, жизни? — не унималась Дориш.

— А чем лучше ваша цивилизованная жизнь? — пожал Юра плечами. — Мы не воюем и не грабим, живём в единстве с природой, сохраняем традиции. И, поверьте, мы гораздо более счастливы, чем вы. Я думаю, когда человечество вернётся к истокам, оно обретёт покой. Зачем вам технологии? Чтобы ещё больше грабить и убивать? Чтобы набивать карманы? Когда-нибудь вы взорвёте мир, и тогда не станет УНИТА и МПЛА, не станет США и НАТО, капиталисты перестанут терзать и насиловать землю. Человечеству придётся родиться заново, и только после этого воцарится всеобщий мир и покой. Знаете, что делали немцы в начале века с нашим народом? Мы такую цивилизацию не хотим. Но русским я благодарен. Они делятся знаниями и ничего не требуют взамен. А вы, португальцы, были угнетателями и кровопийцами. Вы продавали нас и наших женщин в рабство. Вы умывались нашей кровью.

— Коммунистическая пропаганда, — передёрнула Дориш плечами.

Юра не ответил и только усмехнулся. Женщины деревни начали пение. Они стояли у костра, дым разносил благоухание и раскалённые искры, а они совершали ритмичные движения и пели низкими грудными голосами древние песни человечества.

Их тела, лица, движения, подрагивания волос, грудей и бёдер, животные голоса и красные отблески от языков огня превращали вечер в магический экскурс к первобытному, чувственному и инстинктивно звериному.