Однако сравнительная теория государства отставала от советологических исследований. В последнее десятилетие новые эмпирические работы были посвящены самым разным темам, но только не жёстко организованной и централизованно координируемой партийной структуре, существовавшей гораздо дольше десятилетия после Гражданской войны [30] . В своём всестороннем исследовании политики на местах в 1920-е годы Роджер Петиридж описал то, что стало сейчас распространённой точкой зрения страноведов на официальные организационные структуры нового государства, действовавшие на периферии: «Царил хаос. Распоряжения поступали от вышестоящих инстанций в сыром виде. Часто их не понимали и поэтому игнорировали» [31] .

Но если работающие централизованные организации были в то время в советской глубинке исключением, а не нормой, тогда один из главных вопросов — как для страноведов, так и для специалистов по сравнительной теории — остаётся без ответа. Как это государство со слабой «инфраструктурой» осуществило коренные экономические преобразования в стране? Эти преобразования стали причиной серьёзных экономических катаклизмов и даже встретили общественное сопротивление, тем не менее режим не только уцелел; были построены фундамент и структура того, что впоследствии стало социалистическим государством с административно-командной системой управления. Именно в этот период, когда официальные организации были ещё слабыми, возможности нового государства по управлению территориями и изъятию доходов у населения весьма существенно расширились. Если прежние предположения учёных относительно официальных организаций были ошибочными, то что тогда является недостающим элементом головоломки под названием «советское государственное строительство»?

Среди страноведов этот вопрос вызвал полемику между приверженцами традиционной точки зрения, считавшими таким элементом насилие и организационные факторы сверху, и новым поколением сторонников пересмотра теории («ревизионистов»), указывавших на классовые силы снизу [32] . Эмпирические исследования последних показали ограниченность некогда традиционных объяснений средств советского государственного строительства. Однако их ориентация на классовые силы не стала основой для нового консенсуса. Комментируя теоретический тупик в этой области Марк фон Хаген заметил, что «границы между государством и обществом зафиксированы нечётко. Это справедливо для всех стран, но, вероятно, особенно явно проявляется в Советском Союзе». Он призвал учёных изучить «большой компромисс социальных групп и политических формирований», который впрямую формировал процесс государственного строительства в Советской России [33] .

Автор настоящего исследования, целью которого является объяснение результатов советского государственного строительства, следует совету фон Хагена. В центре его внимания первое поколение региональных руководителей нового государства, которые описываются не как действующие лица государства как такового и не как представители общества. Автор исследует их в качестве внутригосударственной элитной группы, вовлечённой в стратегии сотрудничества и конфликта друг с другом и с другими внутригосударственными акторами. В этом исследовании говорится, что в конечном счёте процесс советского государственного строительства формировался под воздействием маневрирования внутри этой группы, которое временами усиливало, а временами ограничивало мощь государства.

В этом разделе очерчены аналитические рамки и изложены концепции, используемые в настоящем исследовании, в котором предлагается новое объяснение результатов советского государственного строительства. Важно подчеркнуть: в этой работе не говорится, что силовые структуры и бюрократические силы сверху и общественные силы снизу не влияют на процесс государственного строительства. Скорее в ней высказано предположение, что эти элементы сами по себе не дают исчерпывающего объяснения этих результатов. В данном исследовании также говорится, что неформальные ресурсы власти — системы личных взаимоотношений и самосознание элиты — являются недостающим элементом, с помощью которого можно объяснить, как «инфраструктурно» слабой Советской России удалось развить свои возможности территориального управления и изъятия доходов в десятилетие после Гражданской войны. Более конкретно, в исследовании отмечается, что механизмом, с помощью которого в послереволюционной Советской России были реализованы возможности государства, была структура системных связей на основе переплетения формальных и неформальных ресурсов власти.

Концепция «государства» применительно к Советской России иногда приводит к путанице. Советская Россия управлялась двумя параллельными политическими структурами: аппаратом коммунистической партии и министерствами правительства. В советской терминологии словом «государство» иногда обозначались конкретно министерства правительства, отдельно от аппарата партии. Это узкое определение также применяли некоторые западные учёные. Однако в настоящем исследовании использовано принятое в общественных науках более широкое определение государства. Государством называется образование, выступающее с монопольными притязаниями на выработку правил для населения ограниченной территории. Государство осуществляет эти притязания через комплекс административных, силовых мер и мер по изъятию. В этой работе понятие «государство» включает и партийный аппарат, и министерства правительства, хотя практически в центре внимания автора находятся региональные администрации на территориях, где партийный аппарат играл главенствующую роль. В этом исследовании также использованы традиционные определения понятий «потенциал государства» и «мощь государства», в частности, определение Мигдала, согласно которому потенциал государства относится к функциям, которые обычно ассоциируются с современным государством, таким как управление территориями, силовое давление и изъятие доходов; а под мощью государства понимается просто степень, в которой эти функции могут быть реализованы по усмотрению действующих лиц центральных органов власти государства [34] .

В настоящем исследовании рассмотрен процесс послереволюционного государственного строительства в Советской России на основе анализа отношений между центром и регионами. Сидни Тэрроу различает три концепции «отношений между центром и регионами» в западных общественных науках: социокультурную, социально-экономическую и политико-административную [35] . В этой книге речь идёт о «политико-административной» концепции отношений между центром и регионами. Автор идёт по пути учёных, являющихся его предшественниками и обогативших основанную на сравнительной теории литературу по государственному строительству на базе эмпирического исследования стратегий и борьбы центральных действующих лиц государства, стремящихся развивать потенциал территориальной администрации [36] .

Это исследование состоит из трёх частей, в которых содержатся данные для более широких выводов о динамике советского государственного строительства: (1) выявляются региональные лидеры и неформальные источники их власти; (2) представлены направления, при следовании которыми государство усиливало свой потенциал или ограничивало вследствие переплетения неформальных и формальных структур; (3) показано, как менялись ограничения на власть в отношениях между центром и регионами и как они, в свою очередь, влияли на результаты государственного строительства.