Подвал имел форму прямоугольника, и мы оказались где-то к его середине. Исследовав этот подвал, причём в ходе исследования я трижды ударился головой (хвала Всевышнему, на мне был шлем), а Кипп дважды, мы не обнаружили в нём людей, а только парочку полосатых кошек, которые лежали на здоровенной расплющенной коробке с маркировкой «Wildberries» и при нашем появлении даже не стали поворачивать головы.

Зато мы нашли путь из подвала, это была пологая лестница с обычной деревянной дверью со сломанной ручкой.

По лестнице мы поднялись на первый этаж, и оказались внутри здоровенного закопчённого помещения с переплетением труб разного размера и формы.

Здание, судя по потемневшим от времени плакатам про технику безопасности, было ещё довоенной постройки котельной.

— В яранге горит огонь, — тихо произнёс Кипп, вероятно, цитирующий что-то про жизнь народов Крайнего Севера.

Он показывал на помещение за дверью, и я был склонен с ним согласиться, потому что чувствовал тепло и какие-то звуки.

Мы осторожно отворили дверь и действительно обнаружили старомодный, похожий на бочку котёл, внутри которого не то чтобы полыхал огонь, но прилично тлели угли.

Помещение было грязным, закопчённым, а на широком и явно нездешнем диване (ну, не поверю я, что ЖЭК поставит в котельную диван, покрытый белой замшей) спал какой-то бомж в лохмотьях.

Кроме дивана в помещении было полно другой мебели, явно нездешней и вообще предметов интерьера, посуды и прочего хлама, даже просто пустых бутылок.

Мы некоторое время наблюдали за спящим, меня, в частности, интересовал вопрос, а дышит ли он?

Косвенно, раз огонь горит, местный выживший, конечно, жив, но звуки посапывания меня убеждали больше. Сталкивался я и с тем, чтобы человек умер за пару часов до моего к нему приходу. После такого перестаёшь доверять косвенным факторам.

— Экхе-экхе. Любезный, простите что прерываем Ваш сон праведника… — негромко сказал я, стоя над диванчиком.

Бродяга открыл глаза и всхрапнул как испуганный конь.

Пару секунд он с испугом смотрел на нас, потом вскочил и метнулся к столу, заваленному всевозможными предметами, остатками пищи, пустыми банками, сложенными в четыре раза газетами.

Он нашёл в этом бардаке кухонный нож и кинулся на меня.

Апокалипсис здорово развивает рефлексы. У тех, разумеется, что останется в живых.

Я вот был жив и реагировал быстро.

Схватив запястье бродяги, то, которое держало нож, я сильно тряхнул и запястье, и самого мужичка, отчего нож с лязгом упал на пол.

После этого я развернул его и толкнул обратно на диван, отчего он упал и издал обиженное «ой».

Конечно, я мог пристрелить его. Но это было бы как минимум невежливо по отношению к «хозяину дома». Хорошие гости так себя не ведут.

— Мы, наверное, Вас напугали, сударь! — я протянул с достоинством, словно был офицером-гардемарином, а не сталкером с топором. — Уж простите великодушно. Мы не нападаем на Вас, не хотим отнять Ваши богатства или покуситься на жизнь.

— Ась? Что?

— Меня Странник зовут. Антон Странник. А Вас, голубчик?

— Георгий, но все называют меня Чинарь.

Бродяга некоторое время разглядывал нас. Кипп отступил к стене, всем своим видом показывая, что в отличие от меня, не склонен к сантиментам. Ещё одна выходка с ножом, и он проделает в гражданине Чинаре пару дырок.

А у меня, напротив, было благодушное настроение:

— Позволите мне сесть?

— Присесть, — поправил он меня. — Нельзя говорить «сесть», плохая примета. Так вообще не говорят.

Пока он рассматривал меня, я рассматривал его. Кроме очевидной нелюбви к гигиене, а мужичок был грязный как чёрт, он ещё и имел татуировки на руках. Не такие красивые, современные рисунки и узоры, которые носят на себе баристы и вообще молодёжь. Это определённо были лагерные татуировки.

— За что чалились, уважаемый Чинарь?

— Стописят восьмая, — пробормотал он по привычке. — Часть два, пункт «Г».

— Простите, не настолько знаю наизусть Кодекс.

— Кража из сумки. Ширмач я. А какое вам, собственно дело? — нахмурился он.