Она сделала еще одну попытку подняться. Ее тошнило.

— И без возражений, леди. Я не ваша горничная, а врач… Не беспокойтесь, я хирург, и не такое в Индии видел, — сказал «капитан», постепенно превращаясь в незнакомого человека с рыжими бакенбардами, в жилете и в рубашке с закатанными рукавами.

— Хорошо, — только и смогла выдавить из себя Дженни, закрывая глаза и до крови закусывая губу. — Только бы это ад закончилось быстрее-е-е-е…

Так 30 ноября, под музыку роскошного бала, заглушавшую стоны, в крохотной комнатке родового поместья герцогов Мальборо леди Черчилль, дочь состоятельного американского промышленника и жена лорда Рэндольфа Черчилля, члена партии тори и депутата британского парламента, родила своего первенца.

Это было первое приключение для преждевременно родившегося мальчика, которого век спустя англичане признают «величайшим британцем всех времен». Благодаря Богу, профессионализму военного хирурга, случайно оказавшегося на балу, а также сообразительности трех служанок, этот двухкилограммовый синенький комочек плохо, но самостоятельно дышал! Более того, малыш даже попискивал и похрюкивал — то ли уже репетируя одну из своих знаменитых речей, то ли формулируя первую едкую цитату. «Если вы идете через ад — идите, не останавливаясь», — так он родился, так он и жил.

Но эти слова мир услышит в начале ХХ века! А в 1874 году, пока будущий сэр Уинстон Леонард Спенсер-Черчилль учился жить, а его мать клялась себе, что больше на детей она не решится, героем дня стал доктор! Он с улыбкой принимал поздравления, не зная, куда девать руки, покрасневшие от частого мытья.

— Вас не было всего полтора часа! Это так удивительно! Вы маг и волшебник, — восторженно воскликнула женщина лет сорока пяти, окруженная пятью дочками возрастом от 15 до 25 лет.

— Думаю, леди в подобных обстоятельствах приходится труднее. Вы это точно знаете! — отшутился доктор.

— Родился семимесячным, как Наполеон, — отметил толстый пожилой джентльмен; кажется, бывший министр.

— Надеюсь, что силой и храбростью этот малыш уподобится «корсиканскому чудовищу». Но пусть потомок герцогов Мальборо принесет миру мир, а не горе и невзгоды, — парировал утомленный хирург.

Тем временем он думал, какой счет выставить лорду Рэндольфу Черчиллю, когда тот вернется. «Какую же цифру туда вписать? Не хотелось бы показаться слишком дерзким, однако не стоит и стеснятся этого напыщенного депутата», — думал доктор, щурясь от яркой люстры. Он не знал и даже предположить не мог, что если бы не попал на этот бал (он совсем не хотел туда ехать, жена уговорила), если бы не сконцентрировался, не вспомнил в нужный момент лекцию о выхаживании недоношенных младенцев — какой счет ему выставила бы история!

— Итак, ты уезжаешь, Уинстон, — многозначительно сказал герцог, покачав седой головой.

— Да, дедушка. Мы все уезжаем. И я, и папа, и мама, и моя няня миссис Эверест, — ответил четырехлетний малыш, пытаясь украдкой подцепить носком ботинка кусочек гравия. Разговаривать с дедом Уинстону было скучно и слегка страшновато.

— Что ты больше всего запомнил здесь, в Ирландии? — поинтересовался герцог.

— Как мы ехали в замок на театральное представление. Шел дождь, потом как будто прогремел сильный гром. Побежали люди. Я услышал, как кто-то крикнул: «От директора осталась одна рука со связкой ключей». И я сразу догадался, что представления не будет. Всем было страшно, а мне нет. Я так хотел, чтобы мне показали эти ключи — но мне не разрешили. Правда, потом показали развалины. Но там уже ничего интересного не осталось — только камни, которые разбирали солдаты.

— Да, эти проклятые ирландцы взорвали театр! Хорошо хотя бы, что это произошло до начала представления! Иначе жертв было бы гораздо больше, — повернувшись на каблуках, герцог Мальборо внимательно посмотрел на внука, словно видел его впервые. — Ты чудом избежал смерти, малыш. Надеюсь, Бог бережет тебя для чего-то важного. Очень важного.

— Мне показалось, что они не меня хотели взорвать, а… — мальчик выразительно взглянул на деда.

— Если ты хочешь что-то спросить — спрашивай. Когда еще мы увидимся! Если увидимся, — из груди герцога Мальборо вырвался хриплый кашель.

— Почему ирландцы хотели убить вас, дедушка? Вы хороший и добрый! — сказал Уинстон.

Он ткнул влажную ладошку в ледяную руку деда. Второй рукой малыш крутил белую ленту на шляпе.

— Это трудно объяснить, — смутился герцог. — Тебе еще многому следует учиться. Как будешь это делать старательно, то когда-то поймешь. Возможно.

— Не будет ли слишком дерзко, если я скажу, что уже понимаю? Ирландцы — о, как их боится моя няня, вы бы знали! — хотят свободы. Для них вы — не вы, не мой дедушка. Вы вице-король, представитель королевы Виктории. Королева — тоже хорошая и добрая, но им все равно. Им все равно, какие мы люди, потому что им важно, кем мы являемся. И королева, и вы, ее представитель, и я, ваш внук — мы англичане. Ирландцам этого достаточно, чтобы хотеть нас убить.