Олень вдруг заревел – оглушительно. Те балки, что еще стояли, попадали все разом, в воздух взметнулась тысячелетняя пыль. Отца сбило с ног, он повалился под бочки. Ася едва устояла, вцепившись в пень, неустойчивому скелету повезло меньше – его снесло аж в противоположный угол сарая.

Затем все стало меняться стремительно.

Мяндаш повернулся к ним, и горящие глаза нацелились на Асю.

Выдержать этот взгляд оказалось нелегко. Ася вмиг утратила телесную оболочку и уже неслась по млечному пути вместе с призрачной охотой, у нее больше не было тела – и рук тоже. Зато были ноги – четыре. Говорить она тоже больше не могла, думать – с трудом, и как-то размыто, не по-человечески.

Это все, что она успела понять, а потом стрела, выпущенная кем-то издалека, пронзила ее, и душа кувыркнулась обратно на землю. Ася снова стала собой, но лежала теперь неподвижно на земляном полу сарая, а древний бог отвернулся от нее – у него была новая добыча. В руках он держал тщедушную рыжеволосую женщину.

– Мама! – пересохшее горло не издало ни звука.

Из угла к ней ползком пробирался скелет. Кажется, во время падения он растерял половину своих костей, и теперь полз едва-едва, волоча за собой остатки ног.

– Жертва принята. Проси, что хочешь! – вдруг послышался голос, такой громкий, что заполнил собой весь мир.

На каком языке он говорил, и говорил ли вовсе, сказать было невозможно. Но Ася поняла. Безнадежность накрыла ее, окончательно распластав по земле. Она действительно ничего не могла сделать.

Отец, наверное, из самых лучших побуждений призвал древнего северного бога, и бог откликнулся.

– Жертва – это я!
– закричал Сорьонен.

Он снова как-то стоял, седые волосы колыхались по ветру, которого не было. Очки где-то сгинули, бледные голубые глаза, кажется, светились. От него веяло силой – Ася чувствовала это. Почувствовал и Мяндаш.

– Ты – нойда, - усмехнулся он. – Ты мне не нужен.

Спорить с древним богом было бесполезно. Ася на всякий случай огляделась в поисках кого-то еще пригодного в жертву, желательно такого, чтобы не жалко. Статистика получилась неутешительная. Она – шаманка, отец – нойда, что, скорее всего, было почти одно и то же, скелет ничем не лучше, да еще и мертвый. Оставался разве что камень, в который превратился Ленин...

Об эту мысль Ася споткнулась.

Что-то в ней было важное.

– Слушай, а вы всегда эти камни используете? – обратилась она к Черному.

– Какие камни? – удивился он.

– Эти!

Ася ткнула пальцем в сторону конструкции, которую отец назвал «сейд». Эту самую штуку она все это время самодовольно и совершенно безосновательно считала своим не то помощником, не то питомцем, не то вовсе другом, начисто упуская ее смысл. А смысл, оказывается, был, и очень нехороший. Как же так вышло, что она сама притащила отцу то, с помощью чего он все это сотворил? Ведь так получалось. Хорошо бы ошибаться, но Ася чувствовала – на горе себе и окружающим, она права.

– Сейд, - повторил Черный незнакомое слово. – Нет, не всегда. Это очень сильное колдовство. Оно может призвать сильного бога... вот, как этот. Не с каждой просьбой стоит к нему обращаться.

– Это я уже поняла, - Ася скривилась. – То есть если бы его не было, пришел бы просто какой-нибудь черт?

Нойда задумался.

Потом нехотя кивнул полурасколотым черепом.

– Ты его тоже боишься?

– Я не умею с ним обращаться, - подтвердил он. – Мой учитель предупреждал, что этого делать не стоит. Даже не научил меня.

– Жаль, отца предупредить было некому.

– Я предупреждал! Он не слушал! – возмутился Черный. – Он никогда меня не слушал!

– Это все твоя репутация, - не удержалась Ася.

Она понимала, что сейчас им совсем не до шуток. И все еще не знала, чем можно исправить эту откровенно жуткую ситуацию. Хуже того, осознала, что сама невольно явилась ее причиной. Может, и не главной, но определенно, поспособствовала тому, чтобы вещи сложились именно таким, максимально ужасным образом.

От этого хотелось по-волчьи взвыть и самой кинуться в ноги богу-оленю.

Что, кстати, не лишено было смысла.

Ася на секунду задумалась – идея была безумной.

– Я хочу попросить!
– заорала она, вставая во весь рост. – Я его дочь. Можно мне?

Мяндаш повернул огромную рогатую башку в ее сторону. Отец тоже таращился во все глаза и, очевидно, от такой наглости утратил дар речи. Он только открывал и закрывал рот, слова из него не выходили.

Ася едва держалась на ногах. От оленьего божества сила исходила волнами – и волны эти были как на море в десятибалльный шторм. Не устоишь – потонешь и сразу захлебнешься. О чем-то таком бормотал и Черный, но слушать его было уже некогда.