— А вы ее знали? — заинтересовался я.

— Не то, чтобы знал, но видывать доводилось. Мы ж с ней в один храм ходили. Свекровь ее видывал, свекра.

— И что у нее за свекровь?

— Свекровь как свекровь, — пожал плечами служитель. — Знаю, что звать Ангелиной. Баба, вроде и ничего, не скандальная. Худого слова о ней никто не говорил. Муж с сыном с весны на заработки уходят на полгода — не в Рыбинск ли? Но не знаю, врать не стану, две бабы в доме одни остаются. Что уж там между ними — бог ведает. А Катька, стало быть, сама утопилась?

— Получается так, — подтвердил я, мысленно сделав зарубочку.

Муж, значит, с весны за заработки ушел? А срок беременности, со слов доктора — месяц или два? Но подробностями с Петром Прокофьевичем делиться не стал. Не стоит ему лишнего знать. Дядька он неплохой, уважаю, но…

— Не бережете вы себя Иван Александрович, — неожиданно сказал служитель. Верно, уловив мой изумленный взгляд, пояснил: — Могла бы полиция и без вас обойтись, коль труп не криминальный. Чего это Антохе понадобилось следователя тащить, не понимаю? Кажется, раньше сами все делали — вытащили утопленника, да в покойницкую свезли. Чего там расследовать?

Ух ты, а служитель и такие слова знает — криминальный труп? Впрочем, он же в суде трудится.

— Нет, они все правильно сделали, что меня подняли, — заступился я за пристава Ухтомского, которого наш вахтер именует так запросто — Антохой. Попытался объяснить:

— А вдруг бы убийством оказалось? Куда как проще все сразу сделать — и место осмотреть, и первоначальные показания снять.

Но Петр Прокофьевич был со мной не согласен.

— Уж не сердитесь на старика, Иван Александрович, но все равно — вам себя беречь надо. Сгорите, раньше времени.

Я только поулыбался. Не слишком-то я и переработал. Если верить журналистам — следователи из будущего имеют в производстве по шесть, а то и по восемь дел сразу[2]. Если вернусь — точно не пойду в следователи!

[1] Юрий Энтин

[2] Это по «светлым» делам. А по «темным» — т.е. по «глухарям» штук по тридцать.

В Окружном суде все, как обычно. В зале заседаний шел какой-то процесс. Скорее всего — гражданский, потому что не видно выскакивающих из зала присяжных, которым, время от времени, хочется пройти во двор, к заветному месту.

Из комнаты, где сидят судебные приставы, доносились возбужденные голоса, слышались характерные шлепки. Опять приставам делать нечего, так они в карты играют. А ведь все время жалуются, что служба у них нелегкая!

В приемной сидит заведующий канцелярией. Я кивнул, показывая взглядом — мол, для меня есть что-то? тот так же молча отвечал — ничего. А коли ничего, так мне и не надо.

Ушел к себе в кабинет, сунул папку в ящик стола. Потом, как полицейские проведут опознание, для очистки совести допрошу (точнее — опрошу, дело-то не открыто) родных Екатерины, а потом… Если ничего криминального не увижу (точно, что не увижу), дело открывать не стану, напишу служебную записку для нашей канцелярии (я же работал, правильно?!), а весь материал отдам Ухтомскому, а уж тот пусть сам решает — сдавать ли его в канцелярию исправника или отправить в печку, ограничившись рапортом для статистического отчета губернатору. И самоубийство Екатерины Михайловой станет еще одной цифрой в графе «самоубийства», с указанием пола и возраста.

Немного посидел, погрустил. Вспомнился мертвый взгляд женщины, устремленный куда-то в никуда…

Знаю по прежнему опыту, что этот взгляд станет долго меня преследовать. Нужно гнать. И чем-то заняться. Вот, самое время отвлечься, переключившись на творческую работу.

Итак, гимназисточка шестого класса, готовься к работе. Напишем мы с тобой повесть. И пусть она называется… Ладно, потом придумаю.

Всегда самое сложно — начать. Потом завсегда можно это дело углубить.

Поехали. План я писать не стану, а сразу сотворю синопсис.

В некий губернский город — неважно, в какой именно, в гости к старшей сестре Ольге приехала гимназистка Женя. Сестра трудится акушеркой в земской больнице, очень устает, а сестричка решила помочь старшей по хозяйству. Отец у девушек влиятельный чиновник, генерал. Нет, вполне достаточно, чтобы он был статским советником. Ольга считает, что она сама должна зарабатывать, а так как жалованье акушерки очень маленькое, то не может позволить себе даже прислугу. Но вымыть пол в казенной квартире (комната и кухня), приготовить себе еду, постирать — она и сама в состоянии.

Женя вначале не понимает — зачем сестре усложнять себе жизнь, если отец может помочь ей деньгами, но потом тоже начинает трудиться. Учится стирать белье, мыть полы. Но ей скучно, потому что сестра постоянно отсутствует, а дел по дому и на самом деле не так и много.

Однажды она заходит в старый сарай, видит там ящики, а на стене висит велосипедное колесо, к которому привязана проволока.

Так. Откуда взялось велосипедное колесо? А проволока?

Значит, на стене висит колесо от телеги, к которому присобачены веревки. От нечего делать девушка — то есть, барышня, крутанула колесо. Со всех сторон раздался звон и треск, а в сарай сбежались мальчишки. От мальчишек ничего хорошего ждать не приходится. И за косы подергают, а могут и жуков за шиворот насовать.