— О, я не думаю, что в случае этих людей деятельность миссионерского типа будет особо успешной, — ответил Енох.

Другим могло показаться, что он просто рассуждает, но София видела утром останки распятых миссионеров, и для нее это прозвучало завуалированным сарказмом. Она сидела слева от Еноха и сейчас внимательно глянула на него, пытаясь понять, издевается ли он над ними. Однако его взгляд оставался абсолютно непроницаемым. У него были рыжая борода, лицо человека, повидавшего жизнь, и зачесанные назад седые волосы.

— Если вы хотите, чтобы люди изменили образ мыслей, вы должны объяснить, чем приобретение им выгодно, а конкретно с теми людьми это непросто.

— Почему именно с ними?

— Ну, скажем, для примера, вы хотите продать монотеизм скотоводческому племени бронзового века… и начинаете так: «О’кей, ребята, богов много, но, если вы поставите на этого конкретного, у вас все будет зашибись: вы победите другие племена и захватите больше пастбищ». И это работает, поскольку у них упорядоченная овцеориентированная экономика, в которой есть понятные правила игры и все согласны с основными положениями вроде: «Если наш скот ест больше травы, то нам лучше живется». А те люди за рекой ни в чем по-настоящему не уверены. Продавать им какое-либо целостное мировоззрение — пустая трата времени.

Джулиан перевел:

— Скотоводы бронзового века, может, и не далеко ушли от троглодитов, но по крайней мере они смотрели в лицо реальности.

— Еще как, — согласился Енох, — и довольно долго это сохранялось. Да, театр, а за ним кино приводят нас в царство коллективных галлюцинаций. Однако они были ограничены в пространстве и времени, к тому же сопровождались определенным церемониалом. Вы покупаете билет, входите в театр, садитесь, свет гаснет, все в зале видят одну и ту же галлюцинацию, свет зажигается, спектакль окончен, вы идете к выходу. Даже прежнее телевидение было примерно такое же.

— Телевизор был большой тумбой в гостиной, — сообразила Анна-Соленн. — В восемь часов вечера люди садились смотреть «Я люблю Люси» [339] или что еще.

— Да. Все изменилось, когда скорость беспроводного интернета позволила передавать картинки на мобильные устройства, — сказал Енох. — Каждый получил возможность круглосуточно жить в своем персонализированном потоке галлюцинаций. Если человека привязывает к реальности семья или какое-то упорядочивающее влияние в повседневной жизни, например работа, он может уцелеть. А они… — жестикулировать в рукавицах со льдом было неудобно, и он указал на окно подбородком. — Религия как таковая — в том виде, в каком она существовала и процветала тысячи лет, — не имеет ни малейшего шанса.

— Почему она не имеет шанса? — спросила София. — Не могли бы вы объяснить? Не забывайте, мои друзья не видели… того, что видела я.

— Ну почти все религии наносят слой сверхъестественного, фантастического и поэтического на физическую реальность, которую видят все. Каждый видит молнии; религии добавляют Зевса, мечущего их с горы. И для пастуха бронзового века, не слишком умного и с небогатым поэтическим воображением, это откровение. Харизматичный жрец, который умеет красиво такое изложить, далеко пойдет. Примерно то же, с необходимыми изменениями, относится к другим религиям. У них была монополия на фантастическое. Научная фантастика и фэнтези плюс модель извлечения прибыли.

— Модель извлечения прибыли? — переспросил Джулиан.

— Жертвы, десятины, НКО.

— Ясно.

— Но там… — Енох вновь указал подбородком, — каждый получает свой поток алгоритмически сгенерированной альтернативной реальности, который формируется обратной связью — исходя из их пульса, частоты морганий и прочего. Ты ничего не добьешься, пытаясь оторвать его внимание от этого потока ради истории, как кто-то две тысячи лет назад накормил большое количество людей несколькими хлебами и рыбами.

— Но они распинают людей! — возмутился Фил.

— Мне можете не напоминать, — весело ответил Енох.

— Это из Библии.

— Этим занимаются самые-самые, — сказал Енох. — Один процент. Джозеф и его тщательно отобранная элита. Люди, с которыми можно разговаривать. Остальные девяносто девять процентов ничего не знают про Книгу Левит; им глубоко безразлично богословие — отрицание Нового Завета и Тактический Иисус. Они просто знают, что лучше слушаться Джозефа, а не то будет худо. А Джозеф на голубом глазу говорит всем, что его подход к закону и порядку продиктован свыше.

— Так какова ваша роль? Почему Джейк платит вам, чтобы вы рисковали жизнью? — спросила Анна-Соленн.

— Я не помню, вы называли свою фамилию? — добавил Джулиан.

— О, не трудитесь гуглить. Роот моя фамилия. Но имя в семье спокон веков, так что Гугл выдаст вам тонны старья.

— Граф Зелрек-Аалбергский, — пробормотал Джулиан, оставив без внимания совет не гуглить.

— Да, это старая семейная связь.

— Один из ваших предков…

— Был математиком. Да. — Еноха определенно раздражало, что Джулиан продолжает перебирать упоминания покойных Енохов Роотов.