— Это не вулканское слияние разумов. Я слышал тот доклад. Согласен.

— Так вот, о трафике, — сказал Корваллис. — София недавно упомянула, что наблюдает новый необычный трафик. Если коротко, она думает, вы загрузили другие отсканированные коннектомы и запустили их в той же системе.

— В системе, которую я выстроил и оплатил, — сказал Эл. — София за первый год забрала все вычислительные мощности «Дыры-в-стене». Проект заглох бы на корню, если бы я…

— Не построил новые центры. Да.

— «Дыра-в-стене» была собрана вручную. Я поставил их на поток. К этому времени год спустя мы будем открывать новые центры со скоростью один в неделю.

— Отсюда вопрос: зачем?

— Похоже, у Софии уже есть теория, — сказал Эл.

Корваллис догадывался, что, работай у него лицевые мышцы, они сейчас изобразили бы ушлость. Может быть, Эл бы подмигнул.

— Вы не скрываете, что сканировали другие мозги.

— Си, вы меня удивили. Такое устаревшее выражение. «Мозги»? Серьезно?

Корваллис решил счесть это шуткой. Эл не мог подмигнуть. Его глаза не щурились.

Он имел в виду животрепещущую тему конференции: психофизическую проблему, она же проблема ум-тело.

По крайней мере, тема казалась животрепещущей тем, кто никогда не слушал вводных лекций по философии. В конце двадцатого — начале двадцать первого века нейробиологи, которые об этом думали и эмпирически исследовали, как на самом деле работает мозг, начали склоняться к выводу, что никакой психофизической проблемы нет. Само понятие бессмысленно. Сознание нельзя отделить от тела. Всю нервную систему, до кончиков пальцев на ногах, надо изучать и воспринимать как целое, поскольку функции этой системы модулируются химическими веществами, производимыми, например, в кишечнике и передающимися через кровь. Бактерии в животе — которые даже не часть вас, а совершенно отдельные биологические организмы! — по сути, часть вашего мозга. Согласно этим нейробиологам, сама идея сканировать мозг, извлеченный из отрезанной головы, была, так сказать, неправильной на всю голову.

Отсюда вытекал интересный вопрос: что же на самом деле происходит с мозгами, запущенными как процесс? Согласно этой модели, такие «мозги» не могли ничего не воспринимать — не могли никак функционировать, пока не отстроят систему с нуля.

Все это оставалось чистой теорией, пока не появятся лучшие инструменты для изучения процесса — оттого-то Элмо и злился на Софию за отказ поделиться доступом. Тем временем оставалось одно: улучшать качество сканов. Ученые из Уотерхаузовско-Фортрастовского лагеря и группа Эла хором согласились, что пора исключить слово «мозг» из научной речи или хотя бы брать его в кавычки. Надо отказаться от практики отрезания голов и выбрасывания остального. Отныне каждого клиента нужно сканировать целиком, с головы до пят, а также собирать информацию о микрофлоре и прочих явлениях, не относящихся к сфере нейробиологии и не воспринимаемых ионно-лучевой сканирующей системой, которую интересуют только нейроны.

— Прошу прощения, — сказал Си-плюс. — У вас есть клиенты. В том числе покойные. Вы сканируете их останки по последнему слову науки.

— Как и вы.

— Разумеется.

— Люди умирают, — сказал Эл. — Некоторые хотят того же, чего хотел Ричард Фортраст.

— Сколько?

— Больше тысячи.

Корваллис не до конца ему поверил:

— Вы хотите сказать, столько подписали контракт?

— Нет, я хочу сказать, столько мы отсканировали и заархивировали.

— Я понятия не имел.

— Верится с трудом, учитывая, что вы в Саут-Лейк-Юнион проделали то же самое со… сколькими?

Корваллис пожал плечами:

— Я давно не смотрел статистку. Сотни две?

— Триста сорок семь, — уточнил Эл.

— Я просто не знал, что у вас столько сканирующих лабораторий.

— Оборудование уже можно производить массово. У нас их около пятидесяти. Многие в Китае, в Индии, где программа получила размах, который на Западе не особо заметили. Две — прямо здесь, — Эл кивнул в сторону восьмивекового фахверкового дома на бросок камня от них. — Другие — в городах, где много богатых людей.

— Вы сказали, «отсканировали и заархивировали», но не сказали, запустили ли хоть один.

— Мы начали запускать их неделю назад, — объявил Эл, — что привело к характеру активности, который заметила София. Полагаю, именно поэтому вы сидите в моем биргаретене и говорите со мной. Нам доподлинно известно, что вы делаете то же самое.

Корваллис кивнул, быть может, чересчур поспешно — слишком старался показать, что ничего не скрывает?

— Я здесь отчасти по этой причине, — ответил он, — отчасти же чтобы уведомить вас, что мы в соответствии с обязательствами загрузили Эфратских Одиннадцать и девять РНБ.

— И Верну.

— Верна была первой после Доджа.

— Они никогда не будут такими, как остальные, — сказал Эл. — Им следовало подождать.

Он — мертвый, а значит, был когда-то немертвым. О бытности немертвым прямых воспоминаний не сохранилось, но, видимо, он обитал в таком месте, где были листья, деревья, снег, реки, ветер и звезды. Он существовал в телесной форме, возможно, не слишком отличной от той, в какую облек себя здесь. И разделял это бытие с другими. Другими, которые тоже умерли и проникли сюда. Наверное, их влекут осмысленные вещи, такие как красные листья. Они жаждут ощутить что-нибудь, кроме хаоса, но не умеют вызвать ощущения из шума.