Теперь Ждод не мог успокоиться, пока не создаст этих существ. Он трудился в Саду, а когда благоухание и красота цветов начинали его отвлекать, летел в Твердыню и пытался вызвать существ из хаоса. Он вложил смутный образ в разум Делатора, и тот попытался сотворить крылья из металла и стекла. Крылья были прекрасны и похожи на то, что надо, однако не умели летать. Для этого нужна была оживляющая сила, Ждоду недоступная. Он забирал творения Делатора и ставил в Саду, где холодное зимнее солнце играло в стекле и вспыхивало на полированных металлических жилках, но какими бы маленькими и тонкими ни мастерил их Делатор, они не взлетали.

Как-то Ждод сидел рядом с клумбой и разглядывал крылышки из стекла и металла, такие маленькие, что они умещались поперек его пальца. Тут он почувствовал приближение другой души и, подняв глаза, увидел перед собой Долговзору.

— Иди в Лес, — сказала она. — Там творится то, о чем тебе следует знать.

Ждод знал, что Долговзора теперь чаще бывает в Лесу, чем в Городе, но не ведал, что там ее заинтересовало. Снега таяли, как и каждый год с тех пор, как впервые побежали ручьями и слились в первую реку. Из голой земли под деревьями пробивались растения; многие за годы распространились из Сада в Лес на холме, так что были здесь разнообразнее, чем где-либо еще. Они, естественно, влекли Долговзору, упорную и терпеливую наблюдательницу, но она не звала Ждода смотреть на все, что возбудило ее любопытство. Долговзора любила бывать одна и не приставала к другим без повода. Итак, Ждод встал и вместе с ней вышел через калитку. Они вступили под деревья, усыпанные почками, и прошли мимо первых зеленых ростков к месту, хорошо ему знакомому. Здесь вода впервые забила из-под земли, здесь брал начало первый ручей, увиденный Ждодом при первом таянии снега. Позже, следуя вдоль речных притоков к их началам, он нашел и другие такие высоко в горах. Среди них встречались и более полноводные, и такие, где струи били выше. Однако для Ждода это место, которое он называл весенним родником, все равно оставалось истоком реки. В журчании этих струй он впервые услышал свое имя и понял, как себя называть.

Очень давно — возможно, еще до того, как Ждод увидел Стража, — родник облюбовала некая душа. Сейчас, подходя вместе с Долговзорой, он понял, что многие деревья вокруг родника тоже населены душами — присутствие одной привлекло многих. На влажной почве деревья росли особенно хорошо; они были выше и приятнее для глаза, чем где-либо еще на Земле. Ему пришло на ум слово «роща»; древностью, размером деревьев и числом обитающих душ она отличалась от любого другого места. В центре ее был темный влажный ложок, откуда бежал ручей.

У внешнего кольца деревьев Долговзора остановилась. Она издали следила, как Ждод идет к весеннему роднику.

— Здравствуй, Ждод, — произнес голос из родника. — Что ты хочешь наделить жизнью?

Ждод, не доверяя своему умению говорить, показал крылышки из стекла и металла у себя на пальце.

Журчание родника стало громче и наполнило рощу звуком, похожим на шипение хаоса, однако Ждод знал: это нечто куда более высокого порядка и рождено умением, терпеливо обитавшим тут почти столько же, сколько пробыл в этом мире сам Ждод. Теперь он понял, что живущая в роднике душа копила силы столько, сколько он. Но то были силы иного рода.

Кончик пальца защекотало, и Ждод, глянув туда, увидел льющуюся со всех сторон ауру. Чувство было сродни тому, что он испытал при касании ауры Стража, но содержало меньше хаоса и больше непостижимой для Ждода упорядоченности. Крылышки трепетали сами по себе. Присмотревшись, он увидел, что они уже не из стекла и металла, какими искусно и кропотливо сотворил их Делатор, а из чего-то другого, еще тоньше и легче. Их соединяло между собой тонкое тельце. На глазах у Ждода оно выпустило ножки, головку с одного конца и острый хвостик с другого.

Ждод чувствовал, что оно сейчас улетит, и придавил крылышки большим пальцем, чтобы удержать и лучше рассмотреть. Однако при этом хвостик-жало вонзился ему в палец и произвел ощущение, из-за которого он отдернул руку. Существо взлетело, зависло на миг перед его лицом и опустилось на лиловый цветок, росший у родника.

В воде угадывалась некая форма, подобная той, что приняли Ждод и другие души, только без крыльев. Она как будто возлежала на ложе ручья, но теперь села, так что ноги и ягодицы остались в воде, а голова, туловище и руки предстали глазам Ждода.

— Имя этому Боль, — сказала Весенний Родник, глядя на руку Ждода, которую тот по-прежнему держал на весу, словно опасаясь приблизить к своему телу.

— Я начинаю ее вспоминать, — ответил Ждод.

— Если ты возьмешь в обычай создавать новые существа, действующие по своему произволению, ты испытаешь ее снова, такую же и худшую, — изрекла Весенний Родник, глядя Ждоду прямо в глаза.

— И тем не менее их стоит создавать, — промолвил Ждод, — хоть я и не обладаю такой силой.

— Развить эту силу было моим здесь делом, — ответила Весенний Родник. — Но я не умею изобретать сложные формы, в которые можно вдохнуть жизнь.

— Так будем творить их вместе, — предложил Ждод.

— Можешь обустроить мне место во Дворце, и я буду обитать там время от времени, — сказала Весенний Родник, — когда пожелаю облечься в форму, подобную твоей. Но если ты оглядишься и не увидишь меня там, значит, я здесь.

При последних словах ее голос стал журчанием влажного шума, а форма обратилась в водяной холмик, который рассыпался струями и утек из Рощи. Однако Ждод знал, что Весенний Родник осталась на прежнем месте.