Шрифт:
33
— Это не обычная деловая встреча, — объявил Элмо Шепард через бесстрастное лицо Метатрона. — Пусть вас не вводят в заблуждение обыденные аспекты: конференц-зал, графин с водой, ваши деловые костюмы. Мы тут занимаемся эсхатологией. Практикуем ее, как некоторые — йогу.
Корваллису обстановка вовсе не казалась обыденной. Да, они сидели за обычным конференц-столом в офисе НЭО. Однако над этим столом висела обновляющаяся в реальном времени модель Ландшафта.
С тех пор как на Екопермоне-3 впервые показали «Провил» — Программу визуализации Ландшафта — минуло полтора года. За это время его общая форма почти не изменилась. Однако алгоритмы улучшились, и данных теперь поступало больше. Ландшафт можно было картировать намного точней и уверенней. Некоторые более тонкие детали изменились. Нельзя было уйти от факта, что именно таких изменений они ждали от Плутона. Он отправился туда — покончил с собой, — чтобы выправить это место. И выполнял задуманное.
И все же Корваллис не доверял свидетельству собственных глаз, пока София не обратила его внимание на башню в сквере. Никто уже не ставил кавычек. Не «башня» в «сквере», а башня в сквере, как все ясно видели. София показала снимки, которые сделала несколько лет назад в сквере посреди айовского городка, где вырос Ричард. Там стояла очень похожая башня.
Бесполезно было отрицать, что процессы, моделирующие мозг Доджа и Плутона, живут теперь в мире, который создали по своим представлениям. Они научились выделять в облаке память для хранения карты этого мира. Имелись даже свидетельства, что они используют другие ресурсы — кластеры высокопроизводительных процессоров — для моделирования ветра и волн.
И если это верно для двух процессов, то должно быть верно и для всех остальных, а их уже были тысячи.
— Мне не нравится то, что происходит, — сказал Метатрон. — Это задумывалось иначе.
— Что «это»? — спросила Зула.
— Вы прекрасно знаете.
— Да. Думаю, что знаю. Но, говоря «это», как будто у нас есть общее видение «этого», вы в некотором смысле передергиваете. Надо расшифровать то «это», о котором вы говорите.
Здесь Эл, сиди он с ними в одной комнате, мог бы возразить. Однако помешала скорость передачи сигнала между Фландрией и Сиэтлом. Зула продолжила:
— Я познакомилась с вами после дядиной смерти, когда против воли должна была пройти краткий курс эвтропийства, крионики и тому подобного. Я слышала про идею Сингулярности, читала про нее в статьях, но не видела вживую никого, кто бы всерьез к ней готовился. С тех пор вы, я, Корваллис, София, Синджин, Джейк и многие другие отдали заметную часть жизни на разработку ее механики. Мы не обсуждали общую картину: зачем это делаем, какова цель. Когда вы говорите: «Это задумывалось иначе», у меня возникает чувство, что вы имеете в виду какую-то общую картину, которую мы, возможно, не видим. Поделитесь ей.
— В каком-то смысле я ею уже поделился, — ответил Метатрон, — когда сказал, что мы здесь занимаемся эсхатологией.
— Вы про конец света и все такое? — спросил Корваллис.
— Какова окончательная участь человечества? Вот определение, которое мне ближе других, — сказал Эл. — Извечная тема мировых религий. Только у пророков и богословов не было фактической информации. У нас есть факты. Мы можем решишь, какова наша окончательная участь, и воплотить свое решение. Мы — первые люди в истории, кому дан такой выбор. Я не позволю нам упустить эту возможность.
— Кто говорит, что мы ее упускаем? — возмутилась Зула. — Мы не знаем, что происходит в Ландшафте. Может быть, это райский сад. Может быть, там замечательно.
— Может быть, это цифровая Северная Корея, — парировал Эл. — В любом случае это моделирование земной обстановки. Мы не знаем, что там происходит. Люди — процессы — вроде бы сосредоточились в месте, называемом городом. Они общаются между собой — во всяком случае, складывается такое впечатление. Другие процессы разместились в других частях Ландшафта. Если вы освободите мне стол, я покажу результаты сетевого анализа, проделанного моей командой.
— Прошу, — ответила Зула.
Ландшафт померк. Лаборант Эла, физически присутствующий в конференц-зале, подвигал руками в воздухе и вызвал абстракцию: созвездие цветных объектов над столом. Тысячи белых комочков таблетками аспирина теснились в нижних дюймах модели сразу над столом. Их связывали бессчетные паутинные нити. Над ними парили десятка два шариков побольше, раскрашенных по цветовой схеме, которую Эл еще не объяснил. Сверху висел желтый шар размером с грейпфрут. От него к объектам уровнем ниже отходили тонкие золотистые лучи.
— Мы не можем подслушать непосредственный обмен сообщениями между процессами, — сказал Эл, — но можем понять, кто с кем разговаривает. Сейчас перед вами результат анализа сетей. Здесь видно, кто с кем разговаривает и как часто. И некоторые тенденции очевидны.
— Простите за элементарный вопрос. Каждый из этих объектов соответствует отдельному процессу? — спросил Корваллис. — Душе, так сказать?
— Да, а линии между ними показывают то, что мы считаем коммуникацией.
— Почему одни настолько больше других?