— Как раз об этом я хотела с тобой поговорить. Когда мы в Отщепе простились с Эддой и остальными, ты нас бросил.

— Я должен был кого-то бросить. Когда отряд делится, это неизбежно.

— Но почему нас? Ты наверняка знал про опасности Второэла. Нам бы пригодилась твоя помощь.

— Я бросил обе части отряда. Эдде, Бурру и Плетее сейчас не легче, чем тебе.

— Не может быть! Пеган погиб!

— Честно скажу, его решение погибнуть меня удивило. Рассуди он иначе, мы бы его спасли. Не без труда, конечно. Но такое вполне в рамках данного Подвига.

— Он считал положение безнадежным! А все из-за недостатка сведений — которые ты мог бы сообщить, будь ты с нами!

— Ты сильно переоцениваешь мою осведомленность, — сказал Корвус. — А когда я не с вами и не делюсь теми сведениями, какими располагаю, я добываю новые, подвергаясь опасностям, которых тебе не вообразить. За последнее время я побывал на Острове диких душ, где спорил с воплощенными торнадо и землетрясениями, и на Последнем осколе, и в самых коварных частях Заплутанья и даже попытался пролететь через Грозовье — область вечных бурь над Узлом. Но выяснилось, что я не Самозвана — мне это не по силам.

— Хм-м. Ладно. — Прим глянула на Марда и Лина — те сталкивали шлюпку на воду, готовясь вместе с остальной командой вернуться на «Бочонок». — Придется поверить тебе на слово. Как по-твоему, они что-нибудь заподозрили?

— В смысле подозревают ли они, что их спутница — замаскированное божество Ждодова Пантеона и может убить любого, просто пожелав ему смерти? Сомневаюсь, но ты, возможно, заметила, что Мардэллиан Буфрект оказывает тебе еще больше внимания, чем прежде…

Прим покраснела и спрятала смущение за улыбкой:

— Может быть, именно поэтому?

— Не исключено.

И Корвус взлетел с хриплым карканьем, которое вполне могло быть смехом. Он шутливо спикировал на Робста (тот латал парус в другом конце суденышка) и взмыл повыше обозреть окрестности.

Прим, жалея, что не может увидеть их его глазами, вызвала из памяти карту. Участники Подвига добрались до места, где Первый раскол делился на два одинаковых рукава. Оба соединялись с океаном. Левый тянулся на юго-восток к Торавитранаксу-на-море, правый — на юго-запад, и туда корабли заходили реже. Между ними наконечником копья вдавался остров. Он звался Пылающим осколом, потому что с башен Торавитранакса по ночам видели над ним оранжевое зарево, а днем солнце казалось красным за его дымом. Обходить его со стороны моря было для «Бочонка» слишком опасно, а вот если пройти правым рукавом до определенной точки, можно было пешком пересечь оскол в узкой его части с востока на запад и выбраться на другой берег, который здесь являл собой крошево свежих дымящихся расколов, «заброшенных в море, — как сказала ей в Отщепе Эдда, продергивая через карту серебристую шелковую нитку, — словно рыбачья сеть».

В следующие дни дул западный ветер; он нес дым, странные минеральные запахи и даже частички пепла, оседавшие на парусах «Бочонка» и хрустевшие под ногами на палубе. Робст развернул парус по ветру, и суденышко быстро скользило вдоль берега Пылки, как шкипер называл этот остров. К вечеру добрались до берегового изгиба, который не тянул на звание залива, но давал хоть какую-то защиту от ветра и волн. Лагерь разбили у подножия гор, составляющих хребет Пылки, развели большой костер и закоптили немного рыбы и моллюсков, собранных в последние дни. Нарвали вдоль кромки воды ягод и съедобных растений, и на следующий день Прим, Мард и Лин с утра пораньше двинулись в путь, ища, где легче будет перевалить хребет. В этом им помогал Корвус, который на сей раз их не бросил. Ворон не совсем понимал трудности землетопов, поэтому его суждениям не всегда можно было доверять, но, по крайней мере. он предостерег их от некоторых поворотов, заводящих в тупик. А когда они уже почти впадали в отчаяние, утешением было видеть его высоко в небе и знать, что они хотя бы не заблудились.

Ближе к южной оконечности оскола его делил надвое Новейший разлом. Идя вдоль побережья на юг, промахнуться мимо разлома нельзя было при всем желании. Так что, перевалив хребет, они двинулись вдоль моря в южном направлении.

Справа тянулся отвесный обрыв, суливший очень долгие последние мгновения тому, кто с него сверзится. Далеко в море белели паруса больших кораблей — они держались на почтительном расстоянии от береговых рифов. Опасения были не напрасные — узкую полоску пляжа под обрывом усеивали обломки кораблекрушений. Когда же путники отступили от пропасти и глянули вперед, им предстала стена жемчужно-белого пара. На ее фоне то четко, то полускрытый дымкой вырисовывался дом, стоящий, видимо, на самом краю оскола, перед огненным ущельем Новейшего разлома. Неподалеку время от времени различался силуэт человека, который расхаживал взад-вперед, как будто в задумчивости или в поисках шляпы (она была у него на голове).

Когда они подошли ближе (что произошло не скоро, поскольку земля на подходах к ущелью была разворочена и повсюду торчали острые камни), то увидели еще одну фигурку, поменьше — она силилась угнаться за ходящим туда-сюда человеком. Он широко шагал по наклонным каменным плитам и перепрыгивал с одной на другую, движения маленькой фигурки можно было без преувеличения назвать суетливыми. Высокий время от времени указывал куда-то затейливой тростью, маленькая смотрела туда и что-то записывала на табличке. Все его внимание было приковано к горячему ущелью; иногда он гладил бороду или подносил рукоять трости к лицу, и тогда девушка (путники уже подошли близко и видели, что, несмотря на короткие волосы и мальчишескую одежду, это определенно девушка) получала передышку. В одну из таких передышек она заметила Марда, Лина и Прим — они взбирались по каменным обломкам на краю разлома. Девушка сидела на краю плиты и писала, положив табличку на колени. Сейчас она привстала и потянула высокого за край одеяния. Оно было длинное и, если предназначалось для защиты от искр, вероятно, не раз спасало хозяину жизнь. Он повернулся к приближающимся путникам и вновь сделал тот же странный жест — поднес рукоять трости к лицу.

— Кверк, — сказал он, — сдается, к нам гости.

Кверк вместо ответа подняла голову и указала на небо. Прим, проследив ее жест, увидела Корвуса. Он кружил в вышине, подальше от раскаленных камней, изредка вылетавших из ущелья.

— Я тебе говорила, Лом, что это не обычная ворона!

Она перебирала листки бумаги в наплечной сумке.

— Тут у меня в записках все есть: я предсказала, что огромная ворона сулит явление и других гостей.

— Так не трудись их вытаскивать, — устало сказал Лом. — Ты никогда не ошибаешься, а если бы и ошибалась, мне этого не доказать — твои треклятые записки будут против меня.