«У нас ведьма завелась, ведьма... Княгиня это…»

«Я не убивать пыталась, а защищать!»

«В одной книжке священника вычитал… Там вообще много о местном фольклоре…»

«Если правильно Масленицу не встретить — дух зимы не уйдет…»

«Кто-то попытается помешать празднованию Масленицы…»

— Потушите! — надрывно выкрикнул инквизитор, подбежав к княгине и забыв о всяких манерах, схватив ее за плечи. — Чучело потушите!

— Майстер Гессе… сейчас не время… — нахмурившись, начала княгиня.

— Да вы не понимаете! Там, в чучеле, — человек!

Глаза Святославы округлились, когда Курт, сорвавшись с помоста, рванул в толпу, яростно распихивая налетающих на него со всех сторон людей; сзади поспевал Бруно, смекнув, в чем дело и размышляя, как бы лучше потушить огонь…

Не хватай ртом воздух, как полудохлая рыба…

Дыхание — средоточие жизни, Гессе…

Он не мог подойти ближе. Не мог приблизиться к огню. Резко заныло плечо и засаднили руки под тонкой кожей перчаток.

Нужно подойти ближе. Он не мог. Страх — иллюзия. Страх только в голове. Боль? Не страшно… Страшен огонь…

Дыхание — средоточие жизни, Гессе…

Ave Maria, gratia plena…

Человек может все…

Ты не боишься огня — ты его ненавидишь…

Нужно подойти…

Не могу...

Дыхание — средоточие жизни...

«Отец Юрген, — выдыхал Курт, продираясь сквозь толпу, — если вы меня слышите… Не могли бы вы… еще раз…»

Огонь все расходился и расходился, ощутив свою власть в полной мере; крики теперь почти не прекращались. Значит, еще жив…

Курт и Бруно, пронесясь мимо кучки ошеломленных мужиков с факелами, подбежали к основанию костра. Бруно, бросив взгляд на резко замершего на полпути Курта, крикнул:

— Я его вытащу, Гессе!

— Помогите, ну что вы стоите! Там человек! — заорал Курт. Мужики, очнувшись от ступора, кинулись к Бруно, который, схватив ближайшую тряпку и окунув ее в сугроб, отважно продирался через костер. Курт, выхватив из кармана четки и не замечая ничего вокруг, шептал молитву, прижав к губам деревянный крест.

***

Неизвестно, что помогло больше: совместные усилия Бруно и костроделов, раскопавших солому и чрезвычайно обжегшихся, или же исступленная молитва Курта, или же наговор княгини, которая, закрыв глаза и раскинув руки, стояла на помосте и бормотала себе под нос. В конце концов с неба, затянутого тучами, и на исполненную несчастьями землю Ивановска-Новодвинского обрушился то ли дождь, то ли град, настолько сильный, что народ побежал с площади, прикрывая голову, забегая то в ближайшие трактиры, то в церковь...

Курт краем глаза видел, как несколько мужиков вытаскивают из костра полуобгоревшее тело в черной, как ему показалось, рясе. Инквизитора затошнило, мир перед глазами качался и плыл. Инквизитор, списав недомогание на последствия шока и паники от встречи с огнем, и он, шатаясь, побрел в сторону помоста, сосредоточив взгляд на княгине, все так же раскинувшей руки и что-то шептавшей. Помощника Курт не видел, но был уверен, что Бруно сейчас намного лучше, чем ему.

Бруно, хоть и надышался пепла и получил пару ожогов, «из костра» вышел вполне приличном виде и готов был уже полностью насладиться катарсисом облегчения от только что спасенной жизни, как едва ли устоял на ногах от внезапного приступа острой головной боли. Толпа галдела, виски гудели вместе с гулом голосов. Бруно схватился за голову и попытался найти взглядом Курта, но видел перед собой только незнакомые, перепуганные лица. Зрение, и без того смазанное, начало расплываться. Колени подкашивались.

Бруно почувствовал, как кто-то схватил его за локоть и повел прочь из толпы на спасительный воздух. Он попытался рассмотреть лицо человека, но тщетно: мир перед глазами плыл, хотя лицо человека казалось знакомым.

— Куда мы идем? — спросил Бруно, но ответа не последовало.

Гомон толпы затих, и помощник, попытавшись дернуться, дабы вырваться из хватки неизвестного, ставшей уже железной, хотел было посмотреть, как далеко они отошли, но безуспешно: глаза накрыла темная пелена, и сознание провалилось во тьму.

***

— Я надеюсь, ты им дала ровно столько, сколько говорил?

Светловолосый мужчина, тащивший на спине огромный мешок, недовольно зыркнул на семенящую рядом Людмилу. Та тряслась от страха и волнения, пытаясь унять путающиеся мысли после увиденного на площади, и хотела бы сейчас же сбежать от своего неудачливого компаньона, но инстинкт самосохранения заставлял шагать вперед.

— Д-да… — тихо пролепетала она. — Но они почти не пили! Кружки стояли полные, когда это все началось.