— У меня тоже, — криво усмехнулся Курт. — К сожалению, одного лишь осознания сего прискорбного факта недостаточно.

— Я стал ее искать, — словно не заметив ремарки собеседника, продолжил Мюллер. — Я понимал, конечно, что шансы ничтожно малы, но не попытаться не мог. И… Я ее нашел, майстер Гессе.

— Как же тебе сие удалось, позволь узнать? — осведомился Курт, все больше проникаясь интересом к этому предприимчивому студенту.

— Я рассуждал так: если в пропаже Ханны действительно повинен Зигфрид, а смерти начались вскоре после ее исчезновения, то и они, скорее всего, его рук дело. Значит, он на самом деле никуда не уехал, а залег на дно где-то поблизости. И если сестра у него, то искать ее следует в окрестностях.

— А с чего ты был столь уверен, что твоя сестра жива, а не стала одной из первых жертв? — напрямую спросил Курт, игнорируя осуждающий взгляд помощника.

— Уверенности не было никакой, — кивнул Мюллер, — но предположение — было. Видите ли, майстер Гессе… Я все же местный, знаю если не всех, то многих, и самого малефика видел, и как он с жителями себя вел. Я уже говорил, он мало с кем близко общался. Кроме Ханны, всего с парой-тройкой человек. Один из них тоже пропал — Вольф Дик, вам наверняка рассказывали. Остальные живы-здоровы, ничего им не сделалось. А из тех, кого потом мертвыми нашли, никто с Зигфридом толком не якшался. Я подумал, что в этом может крыться какой-то смысл.

— Разумно, — согласился Курт, в который уж раз за годы службы отметив про себя, что не зря в макаритов с младых ногтей вколачивают привычку строго следовать предписаниям. Из разговора с семьями первых пропавших можно было извлечь зацепку, даже не явись к ним сообразительный студент, так любезно проделавший за господ следователей половину их работы. — И как же ты ее искал?

— Почти наугад, — честно признался Мюллер. — Я просто начал с того леса, куда Зигфрид чаще всего наведывался за травами и Ханну водил — это мне отец показал, он раз или два за ними следом ходил, чтоб удостовериться, что они не творят ничего предосудительного. А дальше мне просто повезло. Сутки перед тем, как я пошел, не было ни снега, ни дождя, а в лесу таять еще только-только начинает, так что я нашел следы и сумел по ним пройти. Поплутал, конечно, но немного. Следы вывели меня к старой мельнице. Она давным-давно заброшена, меня еще на свете не было — русло реки ушло чуть в сторону, пришлось строить новую мельницу, а ту так и бросили. В детстве мы иногда туда бегали с мальчишками, но потом там кого-то чуть насмерть не зашибло куском крыши, и как-то охоты поубавилось, а младшим уже родители запрещали туда ходить. Я думал, она развалилась давно… Оказалось — нет, обветшала, конечно, но стены стоят и крыша на голову не валится.

— И что же тебе удалось обнаружить на старой мельнице? Если удалось, конечно, — спросил Курт у вновь замявшегося студента.

— Удалось… Следы дальше мельницы не вели, зато вокруг было натоптано изрядно. И я пробрался внутрь.

— И не страшно тебе было туда лезть? — с искренним участием спросил Бруно; Мюллер бросил на него сумрачный взгляд:

— Страшно, святой отец, слов нет, до чего страшно. Но я должен был проверить! — он резко обернулся к Курту, глядя упрямо и решительно: — Я должен был понять, что случилось с моей сестрой. Если она жива, вернуть ее, если нет… хоть похоронить по-христиански. Вы еще не приехали, и когда доедете, неведомо, а времени и так уже вон сколько прошло. Не мог я иначе.

— Понимаю, — примирительно кивнул Курт. — Не буду сейчас даже говорить о том, что, случись что с тобой на той мельнице, мы бы сейчас расследовали на одно исчезновение больше, да к тому же лишились бы ценного свидетеля; factum est factum (прим.: что сделано, то сделано (лат.)). Рассказывай, Петер.

— Сначала я подумал, что ошибся и там все-таки никого нет, — послушно вернулся к повествованию студент. — Темно, мрачно, холодно… Зажигать фонарь внутри я не рискнул — мало ли, не хватало еще спугнуть, если там кто-то есть. Подождал, пока глаза привыкнут к полумраку, прислушался… — он сделал небольшую паузу, потом тряхнул головой: — Неважно, в общем, сколько я там ходил и где, если захотите, потом расскажу подробнее, может, даже часть нарисовать смогу. Там было несколько комнат, и в одной из них я нашел Ханну. Еще раз повезло — нашел сразу ее, а не кого-нибудь другого… Я ее насилу узнал, наверное, только потому, что надеялся ее там увидеть. Она там сидела сама не своя, я подошел, она меня сначала не признала. Я с ней заговорил, она на меня смотрит, как будто не видит. На имя обернулась, ответила даже, но вижу — не узнает. В конце концов не выдержал, решил попробовать… Я читал где-то, что от некоторых видов малефиции помогает молитва и Распятие… У меня, конечно, при себе был только простой нательный крестик, но я попробовал — вряд ли бы стало хуже, верно?

— И как, помогло? — неопределенно пожав плечами, поинтересовался Курт.

— Да, — с какой-то растерянностью кивнул Мюллер. — Она сначала вскрикнула, будто ожегшись, потом смотрит на меня ошалело. «Петер, — говорит, — откуда ты здесь?» От сердца у меня немного отлегло: если хоть так узнала, значит, все же умом не тронулась, заморочена только. Хотел увести ее оттуда… — парень осекся, тяжело вздохнул и продолжил: — Она сначала стала мне говорить, чтобы я уходил поскорее и что забирать ее отсюда не надо, хуже будет всем, плакала… Сказала еще, что Вольф тоже там. А потом снаружи совсем стемнело, и она… — студент запнулся, стиснул кулаки и договорил, глухо и с горечью: — Она вдруг попыталась на меня накинуться. Лицо исказилось, глаза бешеные, кричала что-то, я не смог разобрать… Короче говоря, я понял, что пора уносить оттуда ноги, пока жив.

Мюллер замолк, глядя в стол и снова нервно сплетая и расплетая пальцы.

— Это все? — уточнил Курт; тот поднял неуверенный взгляд:

— Почти. Я вчера услышал, что вы приехали, майстер Гессе, хотел сразу прийти, но не застал вас здесь, а потом уже поздновато стало, решил подождать до утра. А этой ночью… — парень сглотнул, прежде чем продолжить. — Не ночью даже, а под утро… Проснулся совсем рано, понял, что назад не усну, решил уже встать, сходить за водой. Вышел на крыльцо, вижу — по улице идут двое. Я удивился еще, что в такое время — до рассвета еще часа три. Забеспокоился, даже окликнул, но они не отозвались и как раз за угол свернули. Точно могу сказать, что это были две женщины. А потом нашли Грету… — студент чуть заметно вздрогнул. — Я уже говорил, я на медика учусь, кровь видеть не привыкать, но все одно оторопь берет… Так вот, я как увидел — вызвался сходить за телом, нервы-то, как ни крути, и правда крепкие, — тут и сообразил, что из тех двоих одна и была Грета — и рост, и фигура, насколько можно со спины разобрать, и самая короткая дорога от дома пекаря к реке как раз мимо нас проходит. А потом подумал, кого мне напомнила вторая фигура… и что у сестры, когда я ее нашел, на юбке были темные пятна, характерные такие… Майстер Гессе, — почти шепотом заключил Мюллер, — похоже, это Ханна людей режет, только она не в себе, понимаете? Когда она тогда на меня набросилась, ее будто подменили. И двигаться она стала не как нормальный человек, а как… кукла! Понимаете? Он ею управляет, как куклой, марионеткой… Я читал, что такое бывает. И она не виновата в том, что творит, она не понимает и не помнит ничего, она сама жертва!..

— Успокойся, Петер, — оборвал разволновавшегося студента Курт. — Никто не тащит твою сестру на костер. Если все действительно так, как ты говоришь, то она, разумеется, жертва и не может нести ответственности за сделанное ее руками по чужому произволению.

Мюллер проглотил явно уже готовую сорваться следующую фразу, кивнул с видимым облегчением и пробормотал:

— Спасибо, майстер Гессе. Признаться, я… побаивался…

— И напрасно, — отмахнулся Курт. — Ты хотел сказать что-то еще?