И тут рядом со мной материализовалась фигура морпеха Рейнора, который раньше прикрывал меня слева. Он очередью из гауссовой винтовки срезал оставшихся зерглингов.

– Не расслабляйся, «огнеметчик»! – крикнул он мне. – Они тут как тараканы!

Но не успел он договорить, как крупный осколок какого-то строения, выбитый взрывом неподалеку, с глухим стуком ударил его по шлему. Насквозь. Морпех рухнул на землю, не издав ни звука. Я подполз к нему. Живым он уже не был.

Я оказался один, отрезанный от основной группы, в поврежденном костюме, с одним работающим огнеметом, а зерги продолжали лезть со всех сторон. Ущелье, которое я так успешно оборонял, теперь грозило стать моей могилой.

В этот момент с неба, прорываясь сквозь дым и огонь, спустились два десантных челнока «Гипериона». Из них начали высаживаться свежие силы – десяток морпехов в новенькой броне, медик с характерным красным крестом на наплечнике и еще один «огнеметчик», такой же массивный и грозный, как мой.

– Подкрепление прибыло! – голос Рейнора звучал ободряюще. – Распределить по секторам! Не дайте тварям передышки!

Новые бойцы тут же вступили в бой, их свежий огонь заметно проредил наступающих зергов. Я видел, как второй огнеметчик, управляемый каким-то здоровяком-ветераном из команды Рейнора, начал поливать огнем соседний проход, откуда тоже лезли твари. Медик уже спешил к раненым на правом фланге.

Это дало мне короткую передышку. Я огляделся. Тело убитого морпеха Рейнора лежало рядом. На его поясе я заметил стандартный армейский медицинский комплект, а также несколько инъекторов со стимуляторами – то, что в просторечии называли «стимпак». Наш доминионский аналог назывался «боевой стимулятор БС-4», но суть была та же – кратковременное повышение боевых характеристик за счет здоровья. Опасная штука, но иногда необходимая.

Сейчас мне нужен был не стимулятор, а медикаменты. Плечо, поврежденное еще на Мар-Саре, снова начало кровоточить после удара, а новые осколочные ранения от взрыва тоже требовали внимания. Осторожно, отстреливаясь из работающего огнемета по редким зерглингам, пытающимся прорваться, я дополз до убитого товарища. Мои руки в тяжелых перчатках были неуклюжи, но я сумел отстегнуть его аптечку. В ней были дезинфицирующие спреи, гемостатические губки, обезболивающие пластыри – стандартный набор. Я быстро, как учили на курсах первой помощи, обработал самые серьезные раны на своем теле, насколько это было возможно, не снимая брони. Боль немного утихла, но я понимал, что это лишь временная мера.

Теперь нужно было выбираться отсюда. Обратно к своим. Сражаться в поврежденном костюме было рискованно, но другого выхода не было. Я активировал комм-канал.

– Килгор, Рейнор, это Торн. Я отрезан в секторе Гамма-3, ущелье возле склада. Костюм поврежден, левый огнемет не работает. Рядом со мной павший боец. Запрашиваю… нет, не помощи. Я сам пробьюсь. Просто знайте, где я. И прикрывайте, если сможете.

Я взял гауссову винтовку павшего морпеха. Она была тяжелее, чем стандартная C-14, модифицированная, с увеличенным магазином. Одной рукой управлять ей было сложно, но возможно. Второй рукой я все еще мог использовать правый огнемет.

«Ну что, твари, – подумал я, перезаряжая винтовку. – Посмотрим, кто кого».

Я шагнул из своего укрытия навстречу новой волне зергов, готовый продать свою жизнь как можно дороже. Или… прорваться. Ради тех, кто ждал эвакуации. Ради моих новых товарищей. Ради самого себя.

Решение прорываться было отчаянным, почти безумным. Сектор Гамма-3, как я его условно обозначил, кишел зергами. Они словно чувствовали ослабление на этом участке и теперь лезли изо всех щелей, стремясь прорвать наш и без того тонкий оборонительный периметр.

– Торн, я тебя слышу! – голос Килгора в эфире был напряженным, но в нем не было паники. – Держись, парень! Мы видим твой сектор! Джонсон, видишь его? Можешь обеспечить прикрытие?

– Вижу, сержант, – отозвался невозмутимый голос «Мертвого Глаза». – Но там месиво. Целей много. Постараюсь расчистить ему дорогу, но гарантий нет.

Я сделал глубокий вдох, насколько это позволял герметичный шлем, и шагнул из-за угла полуразрушенного склада. Первая же группа зерглингов, около десятка, с визгом бросилась на меня. Я вскинул трофейную гауссовую винтовку. Ее вес был непривычен после легкости C-14, особенно когда целишься одной рукой, но я крепко сжал рукоять. Бронебойные шипы застучали по хитиновым панцирям. Несколько тварей упали, но остальные продолжали нестись вперед. Я переключился на правый огнемет, выпустив короткую, но мощную струю пламени. Еще трое зерглингов превратились в пылающие факелы.

Но они все лезли и лезли.

Я медленно продвигался вперед, отстреливаясь и отжигая все, что двигалось. Каждый шаг давался с трудом. Поврежденные сервоприводы моего костюма не справлялись, и я чувствовал всю тяжесть искалеченной брони. Визор то и дело мерцал, покрываясь помехами. Боль в раненом плече стала невыносимой, несмотря на наспех оказанную первую помощь.

Сквозь рев боя я слышал сухие, хлесткие щелчки снайперской винтовки Джонсона. Несколько раз, когда особенно наглый гидралиск пытался прицелиться в меня издалека, его голова разлеталась на куски за мгновение до выстрела. «Мертвый Глаз» делал свою работу, как всегда, безупречно.

– Торн, левее! Группа гидралисков за укрытием! – голос Лены пробился сквозь помехи, она явно отслеживала мое передвижение на своем тактическом планшете.

Я рванул влево, насколько позволял поврежденный костюм, и выпустил длинную очередь из огнемета в указанном направлении. Из-за груды обломков донеслись визги, и показались языки пламени – похоже, я их достал. Но тут же с другой стороны на меня выскочили еще два зерглинга. Я отшвырнул одного прикладом винтовки, второго успел подстрелить почти в упор.