Они говорили о том о сём. Как все старики, у которых много общих воспоминаний, им достаточно было намёка, и недосказанное становилось ясным. Старуха постукивала тростью оземь. Иногда ветерок доносил до них отдалённые звуки музыки. В тени деревьев было уже темно, только на западе, над Бюлозом, в небе ещё брезжил бледный свет. Старый дворянин вдруг сказал:

— Знаешь… есть кое-какие вести о Блезе…

— Что? Не говори мне о нём. Негодяй проклятый, вот он кто!

Молчание. А затем госпожа д’Амберьо спросила, как ни в чём не бывало:

— Как его дела?

— Да ничего, живёт. Выкручивается. По-моему, у него нет честолюбия… Ему ничего не надо, ты же знаешь, — может жить на гроши. И всё ещё с ним та женщина.

— Эта тварь?

В оскорблённой матери заговорил прежний гнев. «Тварь!» Но слово, которым она называла и госпожу Пейерон, напомнило ей о позабытом недруге. Сын был уже так далеко от всего круга её жизни, что она не могла долго думать о нём. Трость в её руке угрожающе протянулась по направлению к замку, к большой гостиной.

— Вот от таких женщин, от таких тварей и идут все несчастья в порядочных семьях. Господи боже мой, матери в муках рожают детей, а эти женщины отнимают у нас сыновей, портят им жизнь, у дочерей наших отбивают мужей! Ах, что это за твари! Ни веры, ни чести, ни сердца! Всё во мне переворачивается, когда я вижу, как вы, простаки, вертитесь вокруг своей Пейерон, распускаете хвост, суетитесь. Да что в ней хорошего, в этой потаскухе?

— Мари, я тебе запрещаю…

— Ещё чего! Подумайте. Он мне запрещает… Что ты мне запрещаешь? Сердце своё облегчить? Подумайте!..

— Мадам Пейерон порядочная женщина, и я не позволю!..

— Брось, не смеши ты меня! Слышишь? Не смеши, пожалуйста. Кому-нибудь другому сказки рассказывай. Если моя дочь дура, я тут ничем помочь не могу. Но уж будьте уверены, что мой зять под самым её носом спит с вашей «порядочной». Эх, этот Пьер! Никогда я не любила этого человека. Впрочем, какой же он человек! Учителишка несчастный! А уж бесстыдство вашей Бланш переходит всякие границы. Интересно, что она с ним проделывает, чем сумела раззадорить такую мямлю?

— Перестань, Мари. Ещё раз тебе говорю: госпожа Пейерон порядочная женщина, живёт под моим кровом, и я не позволю…

— Под твоим кровом? Бедный ты мой Паскаль, какую жилицу к себе в дом пустил! До чего же ты смешон! Она и тебя-то опутала, не только Пьера. Противно на тебя смотреть, когда ты с ней разговариваешь. Вот комедия! Постыдился бы, старый шут! В твои-то годы!

— Мари, послушай. Всё это ужаснейшее недоразумение. Признаться, я и сам искренне поверил было…

— Ага, видишь!..

— Не перебивай. Несомненно, мадам Пейерон очаровательна, молода, обаятельнейшая женщина, и к тому же умная.

— Ну, и что же дальше?

— Да не перебивай же, Мари… И ей больше нравится быть в мужском обществе, чем в женском… Это ведь естественно. Ей скучно, всю неделю одна… Скажу откровенно, судя по наружности и совсем её не зная, я стал побаиваться, когда Пьер и Полетта приехали… Я замечал, что она частенько уединяется с Пьером, что они прогуливаются вдвоём и как-то очень интимно разговаривают… Словом, я поверил… Я даже хотел им сказать. Мне было неприятно, что это происходит в моём доме. Я считал это оскорбительным для Полетты, для тебя и вообще… А тут ты вмешалась, всё перевернула… как раз твои непомерные подозрения заставили меня поразмыслить. И вот нынче днём перед обедом, у меня был разговор с мадам Пейерон…

— И она опять тебя облапошила!

— Замолчи! Эта женщина — сама чистота! Если б ты знала, как она страдает из-за наших подозрений! Право, Мари, мы были несправедливы…

— Что ты дурака валяешь, Паскаль! Она тебя провела как маленького. Говорю тебе, она любовница Пьера. Как они устраиваются, не знаю, и это меня нисколько не интересует. Но она кокотка, и не о чем тут разговаривать!

— Мари!

— Тебе нужны доказательства? Пожалуйста, получай. Старуха Марта была в Бюлозе, встретила там доктора Моро, и он ей сказал: «Надеюсь, мосье Меркадье и та дама, что у вас живёт, добрались до дому ещё до грозы. Я их встретил около санатория, они ехали в тележке, а ведь ваша лошадка ужасно норовистая…»

— Быть этого не может!

Госпожа д’Амберьо язвительно засмеялась. Пианино смолкло. Вокруг уже стояла глубокая тьма. За спиной собеседников раздался какой-то странный звук, словно рыдание.

— Кто это? — спросила старуха, понизив голос. — Не знаю. Кажется, в беседке кто-то есть.

Сентвиль встал и распахнул дверь в беседку. С трудом различил в темноте человеческую фигуру и прошептал испуганно:

— Мадемуазель Сюзанна, что вы здесь делаете?

Девочка вышла из беседки, поздоровалась с госпожой д’Амберьо и стремглав помчалась к дому. Старик подошёл к сестре.