Шрифт:
Лукас и папа начинают говорить одновременно, но затем папа кивает, давая понять, чтобы Лукас продолжал. Лукас улыбается и выпрямляется на стуле.
— Аллан Кардек, — говорит он, — был отцом спиритизма.
Я никогда не слышала о спиритизме, и Лукас начинает объяснять.
— Спиритисты верят в существование обители духов… и существ, которые населяют её.
Мы с Джейкобом обмениваемся взглядами, и мне любопытно, знал ли Кардек о Вуали. Быть может, он тоже был охотником за призраками.
— Видите ли, — продолжает Лукас, — Кардек верил, что духи…фантомы, призраки, если хотите, существуют там, в том другом месте, откуда их можно призвать при помощи медиумов.
— Как на спиритическом сеансе? — спрашиваю я.
— Именно, — отвечает Лукас.
И внезапно декорации в отеле обретают смысл. Бархатные занавески, вытянутые руки, покрашенный потолок в фойе, столики и стулья пустые в ожидании.
— В отеле есть комната для спиритических сеансов, — добавляет Лукас. — Уверен, они будут рады устроить вам представление.
Мы с мамой говорим «да!», в то время как Джейкоб говорит «нет», но раз только я могу его слышать, его голос не считается.
Перед нами возникает блюдо, наполненное жареным тестом и посыпанное сахарной пудрой. Даже не присыпанное, а будто его в ней обваляли, и поэтому напоминает снежные горы теста.
— Что это? — спрашиваю я.
— Бенье, — отвечает Лукас.
Я беру один, тесто в руках всё ещё горячее и откусываю. Бенье тает у меня во рту, горячее тесто и сахар, оно гораздо хрустящее, чем в пончиках и слаще вдвое. Я пытаюсь сказать насколько это вкусно, но рот набит битком, поэтому я лишь выдыхаю облако пудры. Это райское блаженство. Джейкоб мрачно разглядывает бенье, когда я засовываю остатки в рот. Он скрещивает руки на груди и бормочет нечто вроде «Не честно».
Лукас тоже берет бенье и каким-то образом ест его, не вымазавшись в пудре, что определенно суперспособность. Даже папа, невыносимый чистюля, немного запачкался пудрой на рукаве. Мама же выглядит так, словно попала в сахарный шторм. Сахар у нее на носу и подбородке, и даже немного на лбу. Я делаю фото, а она морщится. Моя собственная рубашка испачкана в белом, даже руки липкие, но это определенно того стоило.
— Ну, Профессор Дюмон, — произносит мама, вытирая ладони. — Вы верите в призраков?
Наш гид складывает ладони вместе.
— Довольно сложно жить в подобном месте и не верить во что-либо, но я предпочитаю сосредотачиваться на истории.
Очень дипломатичный ответ.
— Лучше, нежели мой супруг, — отвечает мама. — Он вообще ни во что не верит.
Лукас приподнимает бровь.
— Неужели это правда, Профессор Блейк? Даже после всех ваших путешествий?
Папа пожимает плечами.
— Как Вы сказали, предпочитаю сосредоточиться на истории. Это, по крайней мере, настоящее.
— А, — говорит Лукас. — Историю ведь пишут победители. Откуда нам знать, что из произошедшего настоящее, если нас там не было? Все мы лишь рассуждаем…
На этом папа и Лукас начинают долгое обсуждение «сквозь призму истории» (папа) и прошлом «как живом документе» (Лукас), я же теряю интерес.
План съемок лежит на столе, чуть присыпанный сахарной пудрой. Я пододвигаю его к себе, пролистывая страницы о Шотландии и Франции, прямо к третьему эпизоду, отмеченному красным маркером.
ОККУЛЬТОРОЛОГИ
ЭПИЗОД ТРЕТИЙ
МЕСТОПОЛОЖЕНИЕ: НОВЫЙ ОРЛЕАН, ЛУИЗИАНА
«ОБИТЕЛЬ ПОТЕРЯННЫХ ДУШ»
— Ну, звучит многообещающе, — говорит Джейкоб, читая через мое плечо список мест для съемок.
1) ПЛОЩАДЬ АРМ
2) РЕСТОРАН МЮРИЭЛЯ
3) СЕНТ-ЛУИС № 1, № 2, № 3
4) КЛАДБИЩЕ ЛАФАЙЕТ
5) СТАРЫЙ МОНАСТЫРЬ УРСУЛИН
6) ОСОБНЯК ЛАЛОРИ
Всё на первый взгляд звучит довольно безобидно, но я знаю, что первое впечатление бывает обманчивым.
Когда с бенье покончено и стаканы пусты, все поднимаются на ноги. Лукас отряхивает ладони, хотя на них даже не видно сахара.
— Увидимся вечером? — спрашивает папа.
— Непременно, — говорит Лукас. — Думаю, после заката вы увидите, как изменится город.
* * *
В этот вечер Лукас ждет нас в фойе отеля вместе со съемочной командой: парень и девушка, странная парочка и связывает их только то, что у обоих камеры в руках. Они представляются как Дженна и Адан. Дженна низенькая, полная и белая, а кончики ее темных волос выкрашены в ярко-синий, а вокруг шеи висит дюжина серебряных цепочек. Адан высокий парень в черной футболке, каждый дюйм его смуглой кожи покрывают татуировки. Он ловит мой взгляд и расслабляется, чтобы я смогла разглядеть христианский крест на бицепсе, египетское око на предплечье, пентакль рядом с локтем. Некоторые из символов мне неизвестны: узел из треугольников внутри петли, черная жирная метка, похожая на гусиную лапку.