— Я тоже, — заверила ее Амма, беря в руки перчатки и сумочку, что разместились на верхней полочке в прихожей, и они обе вышли из дома.

До того как семейство Хольманов поселилось в Эрнвиле, эти вещицы обитали внизу, но теперь их приходилось убирать подальше от деятельных ручонок Гарда и Ранда. Нет, мальчики вовсе не хотели пакостить! Они хотели сделать приятно тетушке. Амма с содроганием вспомнила ридикюль, который внучатые племянники старательно расписали красками, а потом торжественно вручили владелице.

— Тепель он класивый! — гордо заявил Ранд.

«Класивый» ридикюль Амма разместила в своей комнате на подоконнике. Детям объяснила, что ходить с такой великолепной вещью по улице страшно — украдут, а сама тихонько попросила норра Штиплера соорудить простенькую полочку для прихожей. Норр Штиплер просьбу выполнил и даже перевыполнил. Украсил полочку резьбой и собственноручно прибил ее повыше. У норра Штиплера были золотые руки и не менее драгоценное сердце. У него была небольшая мастерская. Но с соседей и знакомых деньги он не брал принципиально, ограничивался благодарностями. Если бы он действовал иначе, наверняка был бы уже если не богат, то вполне себе прилично обеспечен. И не ходил бы в сюртуке с заплатками на локтях.

— Доброе утро, норрина Сольвейн, — раздался тихий бархатный голос, и Амма, встрепенувшись, поняла, что буквально наткнулась на того, о ком только что думала.

Он стоял в паре футов от нее, в знак приветствия приподняв потертую шляпу. Когда-то норра Штиплера можно было назвать привлекательным мужчиной, но теперь этому мешала излишняя худоба, темные круги под глазами и горькие складки у губ. У него была густая шапка когда-то пшенично-золотых волос, но время припорошило их сединой, и они выглядели запылившимися. Плечи его были широки, но под грузом забот немного ссутулились и поникли. Одежда всегда была чиста и пахла свежестью, но вид имела изрядно потрепанный. И он никогда не брал с Аммы денег за помощь. Разве что иногда соглашался выпить чаю.

— Доброе утро, — ответила ему Амма.

— И вам доброго утра, юная норрина, — поздоровался норр Штиплер со спутницей Аммы. — Это еще одна ваша племянница? — спросил он.

— Нет, — излишне поспешно открестилась от такого родства Амма.

Норр Штиплер смутился.

— Извините, я, кажется, проявил бестактность…

— Я Паула. Я гостить у семья Хольман и норрина Сольвейн. Я учить язык, — заявила Паулина. — Мы идем смотреть Эрнвиль. Покупать норландский вещь.

— Я решила устроить нашей гостье экскурсию, — пояснила Амма. — Познакомить с народными промыслами…

— О! Это замечательная идея, — мягко улыбнулся норр Штиплер. — Вам повезло! Норрина Сольвейн очень интересно рассказывает. И кстати! Если вас интересуют норландские вещи, я сделаю для вас калюку! — и, видя недоуменный взгляд девушки, пояснил: — Что-то вроде флейты.

— А! Я понимай! Дудка! Я буду рад! — затараторила Паулина и засияла еще ярче, хотя до этого казалось, что ярче уже некуда.

— Отлично, я занесу на днях, — пообещал норр Штиплер.

— Ну что вы, не стоит так беспокоиться, — попробовала остановить его Амма.

— Это будет вам труден? — тут же озаботилась Паулина.

Амма не могла не оценить актерского таланта девчушки. Вела она себя вполне естественно и выглядела искренней. Амма бы и сама не заподозрила обмана, не знай она истории Трин.

— Никакого беспокойства, — уверил их норр Штиплер и, попрощавшись, степенно двинулся к своему дому.

Амма еще несколько мгновений смотрела ему в спину. На ткани пиджака норра Штиплера из потертостей стали отчетливо выступать цифры 529… Амма тряхнула головой, отгоняя назойливое видение, и зашагала по переулку, увлекая за собой Паулину.

Кая

— Вы уверены, что подобная позиция вам подойдет? — пытливо спрашивал Каю управляющий.

Был норр Куппман спокойным и говорил размеренно и веско, взгляд серых глаз был цепким и внимательным. Когда мужчина задумывался, он начинал потирать гладко выбритый подбородок, солидно попирающий пышный шейный платок бежевого цвета.

— Вы намекаете, что я не справлюсь? — вздернула свой подбородок Кая.

Она так вымоталась вчера, таская туда-сюда тяжеленный чемодан, а вместе с ним соларку, которая продолжала изливать восторг по любому поводу, что имела неосторожность оставить платье, в котором планировала пойти на работу, около гладильной доски. А сегодня утром обнаружила темные липкие потеки, просачивающиеся из кармана.

— Это тебе каламелька. Чтобы не так глустно было на лаботе, — доверчиво хлопая глазами, искренне доложил ей Ранд.

Кая сдержала рвущиеся из груди ругательства и заменила их серией вздохов. Бросила свежевыглаженное платье в стирку. Пришлось идти во вчерашней юбке, добавив к ней свежую блузку, которую она гладила впопыхах, порыкивая на братьев, стоило им приблизиться к Кае хоть на ярд.

— Они же не нарочно, — прошептала Трин.

— Я знаю, мамочка, — утешила ее Кая, звонко чмокнула мать в щеку, помахала всем рукой и радостно устремилась прочь из милого, милого до… дурдома.