— Вот что, дорогой мой. Ты эти разговоры прекращай и другим скажи, чтобы помалкивали.

На лице орка мелькнуло хитрое выражение.

— Понял, Константин Платонович, всё понял. Ни словечка больше не скажем, чтобы не услышал кто зря.

— Вот и хорошо, — я посмотрел на мешок со шкурками горностаев и кивнул. — А подарок твой приму. Благодарю, Иван Акакиевич, уважил.

Прежде чем уйти, Щербатов спросил:

— Константин Платонович, а правду говорят, что архангел являлся?

— Кто?!

— Архангел. Явился в небе над Царьградом и погрузил город в пучину морскую, дабы наказать османов. И только церкву одну оставил посреди острова. Рассказали вот, а мне что-то не верится.

— Архангела никто не видел, а город действительно ушёл под воду.

Судя по виду, Щербатов мне не сильно поверил. Но разубеждать его я не стал — без толку, людям хочется верить в чудо. Да и не с руки мне выдавать, что в роли «архангела» был я сам. А то одним Владимиром «Красно око» я уже не отделаюсь.

Река Танана не могла похвастаться шикарными видами. С одной стороны — топкая низменность, заросшая ёлками. С другой — холмы, сплошь покрытые лесом из тех же ёлок. Между этими холмами и широким руслом реки мои инженеры и проложили злосчастную эфирную дорогу.

— Вот, Константин Платонович, отсюда начинается.

Ванька Черницын указал на искорёженный участок. В магическом зрении он выглядел сюрреалистично, будто кто-то специально мял эфирный жёлоб, словно глину, тянул и закручивал. А потом бросил, как надоевшую игрушку.

Эфирное полотно было испорчено аршин на сто, а затем снова пошла нормальная дорога.

— Вот так, кусками, до самой Белой реки, — пояснил Черницын.

— Сколько по времени займёт сменить опоры испорченных участков?

— Ну, — Черницын поднял глаза к небу, — в прошлый раз мы за трое суток справились. Сейчас быстрее, думаю. Но когда мы у Белой реки последние меняли, первые уже снова сломались.

— Очень хорошо, — я остановился, разглядывая скомканный жёлоб.

— Чего же хорошего, Константин Платонович? — вздохнул Ванька. — Если придётся в обход через горы строить, там туннели надо делать. Работы ещё на год, если не больше.

— Хорошо, что ломается быстро — хочу посмотреть, как это происходит. Скажи, Ваня, а карту сломанных участков ты не составлял?

Черницын помотал головой.

— Нет, Константин Платонович. Как-то не подумал, что она нужна.

— Значит, придётся самому посмотреть сверху. Дмитрий Иванович! — я обернулся. — Готовь нашу «этажерку» на вылет.

Кижа не надо было упрашивать — для него полёты стали желаннее бочки рябиновки или партии в карты.

— Ставьте здесь лагерь, — приказал я Черницыну. — Сегодня осмотрю повреждения, а завтра подумаем, что делать.

Когда Киж начал собирать «этажерку» возле поезда, «деланные инженеры» бросили все дела и столпились рядом. Сначала разглядывали незнакомую конструкцию, а потом принялись громко обсуждать аппарат и незнакомые Знаки на крыльях.

— Не взлетит, — заявила Настя Иванова. — Знаки не будут создавать достаточную подъёмную силу.

— Если Константин Платонович сказал, что полетит, — хмыкнул Черницын, — значит, так и будет. А мы просто не понимаем, на каком принципе оно работает.

— Да что тут понимать?! Ты же видишь, что там нарисовано. Даже ребёнка поднять не сможет.

— А если это Знаки для управления? Усилия от них хватит, чтобы поворачивать и давать крен.

— Думаешь? — Иванова нахмурилась, критически разглядывая крылья. — Тогда должны быть другие фигуры для полёта. Дмитрий Иванович, а вы можете перевернуть аппарат, чтобы мы посмотрели?

Киж так на них глянул, что вся троица мгновенно передумала что-то разглядывать. Но и сбежать им не удалось — мертвец припряг «бездельников» помогать, и сборка «этажерки» пошла гораздо быстрее.

— А я говорил, что полетит! — орал Черницын, когда мы с Кижом поднялись в воздух. — Константин Платонович гений!

— Я тоже хочу летать! — кричала Настя Иванова, подпрыгивая от возбуждения. — Попроси дать нам схему Знаков! Мы себе такой сделаем!

Сидя в кабине, я усмехнулся — схемы вы обязательно увидите. И не просто сделаете летающий аппарат, дорогие мои «инженеры», вы их производить будете в промышленных масштабах.

Расстелив на коленях подробную карту местности, я отмечал на ней испорченные участки эфирной дороги. Сверху открывался совершенно иной вид на искажённое полотно, и стало заметно, что искажения жёлоба чередуются на каждом из сломанных отрезков. В одном закручивалось в левую сторону, на следующем — в правую, и снова в левую. К тому же встречались достаточно длинные неповреждённые участки, на которых не было ни малейшего следа воздействия.