— Ещё? Или поговорим без рукоприкладства?

Шаман скривился, потёр затылок и решил проявить здравомыслие.

— Поговорим, вождь духов. Однако, шибко-шибко дерёшься.

Переговоры высоких сторон прошли в тёплой дружеской атмосфере. Это если выражаться языком высокой дипломатии. В реальности же всё было гораздо прозаичней. Шаманы развели новый костерок, уже без магии, вокруг которого мы и расселись. С одной стороны я с Кижом, с другой пятеро синекожих.

Кроме мордатого русским языком владели ещё двое: хмурый старикан и тот молодой, что пытался убежать. Но последний, похоже, веса в шаманской компании не имел и почти всё время молчал. Впрочем, даже с мордатым и стариканом понимание у нас возникло далеко не сразу

Во-первых, многих слов они просто не знали и пришлось на пальцах объяснять, что я имею в виду. Во-вторых, мне с трудом удалось донести суть моих претензий. А когда они поняли, что я имею в виду, то страшно возмутились. Какая ещё эфирная дорога?! Ничего не знают, ничего не видели, и, вообще, я не имею права вмешиваться в их ритуалы. А то духи рассердятся и всем будет плохо — так они и заявили.

— Вы мне дурочку не валяйте, — я начал выходить из себя. — Ваше колдовство было направленное. И делали вы его именно тогда, как эфирная дорога начинала работать.

— Кричать не надо, — покачал головой старикан. — Кричать — духов злить. Потом приходить ночью, плохо делать, голова сильно болеть!

— По больной голове это Дмитрий Иванович у нас специалист, — я кивнул на Кижа. — У него есть отличное средство, чтобы она не болела: оторвёт — и всё. Нет головы — нет проблем.

Мертвец осклабился и руками показал, как он откручивает лишние части тела.

— Не надо Дмитрия Ивановича, — вскинул ладони старикан. — Мы очень уважать агуда улюк, мы не хотеть, чтобы он к нам приходил ночью.

— Тогда перестаньте уходить от ответа! — я нахмурился и обвёл их тяжёлым взглядом. — На кой чёрт вам понадобилось вредить мне? Больше заняться нечем?

Шаманы продолжали упорствовать и отрицать свою причастность. Я даже начал склоняться к мысли, что стоит напустить на них Кижа и решить вопрос силовым методом. Но в этот момент с ёлки спикировала моя мёртвая ворона и уселась мне на плечо. Потёрлась головой об ухо и уставилась на синекожих.

— Кар-р-р-р! — ворона буквально рявкнула на них, вздыбив перья.

Мордатый подавился возгласом и с благоговением выпучил глаза на мою птичку. А остальные шаманы дружно выдохнули:

— Кагах айагис!

— Отец-ворон, — мордатый протянул руки к птахе, — ты пришёл к своему народу из нижнего мира!

Они повалились на землю, дружно кланяясь «предку». А ворона нахохлилась и разглядывала алеутов, поворачивая голову туда-сюда.

— Кар-р!

Синекожие дружно поднялись и уставились на ворону.

— Кар-р-р-р!

Мордатый шаман лопотал что-то на своём языке, птица ему отвечала карканьем, а остальные слушали с полным вниманием.

Я скосил глаза на ворону, сидящую на плече, и едва подавил желание стряхнуть её с себя. Это уже была не поднятая мной птица! Под перьями пряталась совсем другая сущность — могучая, хитрая и очень старая. Она едва ли могла сравниться с Павшими по мощи, однако была с ними в неком родстве. Но тьмы, в отличие от бывших божков, в ней не было, как, впрочем, и света.

Да ёшки-матрёшки! Только успел приехать, как какая-то древняя пакость подменила мою птаху! Хоть ори на весь лес: люди добрые, некроманта грабят! Это что за ерунда такая?! Или всё произошло гораздо раньше, а «отец-ворон» хорошо маскировался? Тот же Лукиан прекрасно умеет прятать Талант, когда ему нужно.

На моих пальцах само собой стало сплетаться Копьё Пелея. Ворона, или, вернее, та сущность, что скрывалась в ней, насмешливо посмотрела на меня.

— Кар-р-р-р, — беззлобно буркнула она. — Кар!

— Отец-ворон говорит, — перевёл мордатый, — что благодарен тебе. Ты стал проводником для его заблудившегося духа и позволил вернуться к своим детям. Ему было интересно путешествовать с тобой и жаль расставаться. Но он должен приглядеть за своими потомками, чтобы они не исчезли с лица земли.

Ворона перелетела на плечо старикана, так что тот едва не упал в обморок от счастья.

— Кар-р!

— Он запретил нам трогать твою «дорогу». Но просит в ответ, чтобы ты дал алеутам жить, как они привыкли.