Шрифт:
Яростно вытираю слезы. Взгляд охранника цепляется за кольцо на моем пальце. Оно сверкает в темноте, как метка Эмина.
Если Валера выполнит просьбу, Эмин раньше вернется.
А если нет… думать об этом не хотелось.
Но ответить Валера не успел. На внушительной скорости к нам приближался автомобиль. Резкий визг тормозов оглушает.
В следующий миг я вижу, как разъяренная фигура быстро сокращает дистанцию.
Это был Анархист.
Я расстегиваю пуговицы шелковой пижамы. Прямо в ней вытащили из дома, а сверху куртку кинули.
Пижама бордовая. Эмин любил бордовый цвет. И меня заставил полюбить.
– Что ты делаешь?! – шипит Анархист.
Его свирепые глаза уставились на мою шею. Я оголяю ее почти до ключиц. Он хотел товар, он его получил.
Только товар принадлежит другому, так и знай.
– Эмину принадлежу. Головы вам не снести, если замуж за другого выдадите.
Задираю голову, вцепившись в потемневшие глаза Анархиста.
Валера отворачивается. Отводит взгляд от груди полуприкрытой. Холод пробирает до костей.
Как и пощечина. Не кулак, а также больно. Тыльной стороной бьет, перстень его в губу впивается. Я глухо вскрикиваю и отлетаю к холодному металлу машины. Спиной бьюсь.
Валера дергается, да только против не может пойти. Награждает жалким взглядом мое избитое лицо.
– Ты!
Анархист приблизился почти вплотную. От него пахло деньгами и властью. Трупами и насилием.
– Ты, сопля зеленая… За Эмина не отвечай. Он мне верен. Предан как собака. Твоя проблема в том, что отдалась ему. Разницы особой нет, будешь ты за Басмановым замужем или за Эмином. В любом случае жизнь сказкой не покажется. Обещаю, Диана, – цедит он.
Валера усаживает меня в машину. Меня трясет, он едва справляется.
– Госпожа Шах, это вы зря.
Валера замолкает. Рядом орет Анархист. Пугающе кричит. Бьет кулаком в багажник.
Эта ночь грозилась стать страшной.
Глава 17
– Мама!
Не узнаю свой крик. Хриплый, безжизненный и в то же время горящий надеждой.
Женщина с красивыми рыжими волосами стояла у окна, когда дверь открылась. Меня мягко втолкнули в комнату и снова заперли. В этом доме я провела ночь и день, но Эмина все не было.
На мой крик она обернулась, и впервые за долгое время я увидела родные голубые глаза.
Мама словно призрак увидела. Ту, которую похоронила давно. Я сама подошла, а она продолжала стоять, как вкопанная. И океан скопился в ее глазах.
Подонок увозил меня в Москву, но еще не сказал маме, что я жива. Она давно похоронила меня.
– Я уже не мечтала… услышать твой голос. Диана! Детка…
Она заплакала. Нет, зарыдала. И сильно прижала меня к себе, едва я ее обняла. Мама запоздало кинулась ко мне. Не сразу поняла, что я уже рядом.
Казалось, что за окном уже стемнело. Эмина не было всего меньше суток, а столько всего произошло…
Мы стояли с мамой, пока голос за спиной не нарушил идиллию.
– Анна.
Тело мамы буквально окаменело в моих руках.
Она оторвалась от меня. Ее заплаканные глаза устремились на Анархиста.
– Приведи дочь в порядок. Через несколько дней возвращается Эмин.
– Хорошо… – пролепетала мама.
– Видишь, она жива. Я планировал удачно выдать ее замуж, но она сама решила свою судьбу. Возможно, это к лучшему. Останется в Волгограде. Рядом.
Анархист чего-то ждал. Я застыла, уткнувшись маме в шею. Ее тело было напряжено до предела.
– Спасибо, Булат. Ты очень добр с нами.
Что, мама?
– Надеюсь, я заслужил твоей любви, Анна.
Дверь шумно запирается на ключ. Ушел.
Я дышу коротко и тяжело. Эта речь – бред сумасшедшего. Так страшно мне не было даже рядом с Эмином.
– Я наберу тебе ванную, детка, – мама вытерла нескончаемые слезы, – горячую, с пеной. Как ты любишь.
– Я замерзла.
Обхватываю себя руками. Мамина покорность говорит о ее сломленности. Что он делал с ней?
Ее комната была похожа на царскую. Точно золотая клетка. И ванная большая… лишь придавала горечи. Я приглушила свет и только после этого начала стягивать с себя пижаму.
Но она все равно увидела.
Мама охнула. Наравне с шумом воды прозвучал ее вскрик.
Мама ничего не знала. Не знала про нас с Эмином. Для нее это был удар.
Я опустила взгляд и скорее забралась в воду. Горячая, с пеной…
Под водой скрываются бедра, живот, грудь. И следы вместе с этим. Эмин не умел быть нежным. Только засосы на шее под водой не скрыть.