— Я понимаю политические соображения, — кивнул я. — Но экономика не подчиняется политическим заявлениям. Рынок движется по собственным законам.

Сенатор Кларк положил руку на подлокотник кресла.

— Уильям, скажите прямо: когда, по вашему мнению, может произойти серьезная коррекция?

Я знал точную дату. 24 октября, «Черный четверг». Но не мог сказать этого прямо.

— В течение двух-трех недель. Возможно, чуть больше. Но до конца октября — почти наверняка.

Келлер поднялся, прошелся по комнате.

— Предположим, ваши прогнозы верны. Что конкретно администрация может сделать прямо сейчас?

— Неофициально предупредить руководителей крупнейших банков, — предложил я. — Попросить их усилить ликвидные резервы. Подготовить план скоординированных действий на случай кризиса. И самое важное, начать работу над антикризисной программой заранее, а не после того, как проблемы станут очевидными.

Миллс закрыл блокнот, убрал его в портфель.

— Мистер Стерлинг, мы передадим ваши соображения по соответствующим каналам. Но должен предупредить, текущая политика администрации основана на поддержании оптимизма и уверенности в рынке. Любые публичные заявления, которые могут быть истолкованы как паникерство, будут восприниматься весьма негативно.

Я понял намек. Меня просили молчать.

— Разумеется, — ответил я. — Моя задача — управление капиталом клиентов, а не публичные прогнозы.

Встреча подходила к концу. Келлер и Миллс собирали бумаги, готовясь к отъезду.

— Еще один вопрос, — остановил их сенатор Кларк. — Если кризис действительно произойдет, готовы ли вы предоставить администрации консультационную помощь?

— Безусловно, — без колебаний ответил я. — Буду готов поделиться любой информацией, которая поможет смягчить последствия.

Миллс пожал мне руку на прощание.

— Надеемся, что ваши мрачные прогнозы не сбудутся. Но если сбудутся, мы знаем, к кому обратиться.

После их отъезда я остался наедине с сенатором Кларком. Он налил два стакана виски из графина на боковом столике.

— Ну что, Уильям, как думаете, поверили они вам?

— Частично, — я принял стакан, сделал глоток крепкого напитка. — Достаточно, чтобы передать информацию наверх. Но недостаточно, чтобы предпринять решительные действия.

— Политики не любят плохих новостей, — вздохнул сенатор. — Особенно за месяц до промежуточных выборов. Никто не хочет быть тем, кто «накликал беду».

— А что Гувер? — спросил я. — Есть ли возможность довести информацию до президента напрямую?

Кларк покачал головой.

— Герберт убежден в своей экономической теории. Он считает, что свободный рынок всегда найдет равновесие. Попытки государственного вмешательства, по его мнению, только усугубят проблемы.

Я допил виски, поставил стакан на столик.

— Тогда нам остается только готовиться к последствиям.

— Именно поэтому я хотел познакомить вас с людьми из администрации, — сенатор тоже опустошил свой стакан. — Когда кризис разразится, а судя по вашим словам, это вопрос недель, вам понадобятся связи в правительстве.

Мы распрощались у входа в клуб. Поздний октябрьский вечер был прохладным, листья на деревьях Мэдисон-авеню пожелтели и начинали опадать. Символично, как будто природа и экономика вместе готовились к долгой зиме.

По дороге домой я размышлял о встрече. Удалось ли донести всю серьезность ситуации? Вряд ли. Политики привыкли думать месяцами и годами, а у нас оставались считанные недели.

Но семена сомнений посеяны. Когда рынок начнет рушиться, они вспомнят мои предупреждения. И возможно, тогда будут готовы слушать более внимательно.

Дома меня ждал О’Мэлли с вечерними сводками и очередной порцией тревожных новостей из Европы. Лондонская биржа показывала признаки нестабильности, немецкие банки сокращали кредитование, французские инвесторы выводили капиталы из американских активов.

— Похоже, все идет по плану, босс, — мрачно заметил ирландец. — Ваши предсказания сбываются одно за другим.

— К сожалению, да, — я сел в кресло, чувствуя усталость. — И самое страшное еще впереди.

Через два дня после встречи в клубе «Cosmos» мне позвонил губернатор Рузвельт. Лично. Его узнаваемый голос, полный энергии даже через телефонную трубку, прозвучал в моем кабинете около полудня.

— Мистер Стерлинг, добрый день. Франклин Рузвельт беспокоит. Помните наш разговор у Роквудов в мае? Вы упоминали тогда некоторые тревожные тенденции в экономике.

— Разумеется помню, губернатор. Надеюсь, ситуация с банком в Олбани разрешилась благополучно?

— Блестяще! Ваши советы оказались неоценимыми. Собственно, поэтому и звоню. Не согласитесь ли встретиться сегодня вечером? Есть вопросы, которые требуют конфиденциального обсуждения.

Я взглянул на часы. Половина первого, до конца рабочего дня оставалось достаточно времени для подготовки к такой важной встрече.