Когда она ушла, я остался один в темнеющем кабинете. За окном зажигались огни ночного Нью-Йорка, самого богатого города самой богатой страны мира.

Телефонный звонок поступил ровно в полночь. Я еще не спал, сидел в кресле у камина в своем особняке на Пятой авеню, перечитывая последние сводки из Европы. О’Мэлли дремал в соседнем кресле, но звонок мгновенно привел его в боевую готовность.

— Мистер Стерлинг? — голос в трубке звучал учтиво, но холодно. — Александр Шварц беспокоит. Надеюсь, не разбудил?

— Нет, я не спал. Что случилось?

— Ничего экстраординарного. Просто подумал, что настало время для нашего обещанного разговора. Помните, мы договаривались о вашем решении к концу недели?

Я взглянул на календарь на каминной полке. Действительно, неделя истекала.

— Помню. Где вы хотели бы встретиться?

— В том же месте, что и в прошлый раз. Особняк Астор на Лонг-Айленде. Завтра в полночь. И мистер Стерлинг… на этот раз, пожалуйста, приезжайте один.

Линия оборвалась, Шварц не дал мне возможности возразить.

О’Мэлли подошел ко мне, когда я вешал трубку.

— Кто звонил в такой час?

— Наши друзья из Continental Trust. Хотят встретиться завтра ночью.

— Не нравится мне это, босс, — ирландец нахмурился. — Полночь, требование приехать одному… Пахнет ловушкой.

— Возможно. Но выбора у нас нет. Нужно выяснить их планы.

Хотя, что там выяснять. Все и так понятно. Continental Trust готовится обрушить карточный домик рынка и заранее интересуется, не помешаю ли я им.

О’Мэлли прошелся по гостиной, его тренированный глаз автоматически проверял окна и двери.

— Кстати о планах, босс. Днем я заметил усиление наблюдения. Теперь нас отслеживают минимум четыре человека посменно. Профессионалы, хорошо обученные.

— Что-то изменилось в их поведении?

— Да. Раньше они просто следили, держались на расстоянии. Теперь подходят ближе, изучают наш распорядок более детально. Один из них сегодня разговаривал с швейцаром в офисном здании, расспрашивал о ваших привычках.

Это не сулило ничего хорошего. Continental Trust переходил от наблюдения к подготовке активных действий.

— А что с нашей безопасностью?

— Усилил. Договорился с парнями синдиката, они выставили дополнительных часовых вокруг особняка. Плюс проверил все входы и выходы, установил сигнализацию на окна первого этажа.

Я кивнул, ценя предусмотрительность ирландца. В ближайшие дни она может оказаться жизненно важной.

Следующий день прошел в лихорадочной подготовке. С утра я завершил последние операции по защите капитала клиентов, дал финальные инструкции мисс Говард, созвонился с представителями швейцарских банков для координации завтрашних действий.

К вечеру все готово. Наши позиции ликвидированы, короткие продажи оформлены, европейские партнеры предупреждены. Оставалось только ждать первого толчка, который обрушит перевернутую пирамиду американской финансовой системы.

В половине двенадцатого ночи я покинул особняк через черный ход, ведущий в служебный переулок. О’Мэлли категорически возражал против моей поездки в одиночку, но я настоял. Continental Trust ясно дал понять, что любое нарушение условий встречи будет воспринято как враждебный акт.

Паккард ждал меня в двух кварталах от дома. За рулем сидел Мартинс.

— Сэр? — он повернулся ко мне, когда я сел на заднее сиденье. — Едем?

Я кивнул, и автомобиль плавно тронулся с места.

Дорога на Лонг-Айленд заняла сорок минут. Мартинс не произнес ни слова за всю поездку, лишь изредка поглядывал в зеркало заднего вида, проверяя, не следят ли за нами.

Особняк Астор встретил меня знакомой атмосферой скрытой власти и старых денег. Тот же дворецкий проводил меня в ту же Зеленую библиотеку, где горел камин и ждали Шварц с Форбсом.

Но на этот раз атмосфера была совершенно иной. Никаких любезностей, никакого коньяка. Оба мужчины сидели за массивным столом, словно судьи на трибунале.

— Мистер Стерлинг, — Шварц не поднялся с места, лишь указал на кресло напротив. — Садитесь. У нас мало времени.

Я опустился в кресло, изучая их лица. Шварц выглядел напряженным, но контролирующим ситуацию. Форбс откровенно демонстрировал враждебность.

— Итак, — продолжил Шварц, — неделя истекла. Каково ваше решение относительно нашего предложения?