— Иди ко мне, Витязь, — протянула руки к Антону красавица, облизнув ярко-алые губы; глаза ее помутнели, подернулись легком флером безумия. — Никто не узнает о нашей любви, даже если ты захочешь уйти. Но ты не захочешь. — Она сделала два глотка, протянула бутылку Антону — Выпей и почувствуешь, что такое райское наслаждение…

Ее грудь уперлась в грудь Антона, губы призывно полуоткрылись, руки сомкнулись на талии, прижимая бедра к бедрам. Волна желания ударила в голову Антона, спазматически сократились мышцы живота, по жилам заструилась не кровь — жидкое пламя, но кто-то холодно-рассудительный внутри него окунул сердце в ледяную воду, создал в груди чуть ли не физически ощутимую пустоту и ударом презрения загнал в эту пустоту вожделение плоти.

Голова стала ясной и звонкой, будто он вдохнул нашатыря. Колдовское головокружение прекратилось, наваждение прошло, сознание преодолело водопад эмоций и обрело способность анализировать положение. Антон разжал руки колдуньи, развел в стороны и шагнул назад. Сказал, окончательно успокаиваясь:

— Прием почти безотказный, но работает не всегда. Я человек идеи и никогда не играл роль героя-любовника. — Антон подумал и добавил хладнокровно. — Да и заразиться боюсь… Хозяйка.

— Как ты смеешь?! Ты… отказываешься?! — Изумлению девицы не было границ. — Ты… смеешь… насмехаться надо мной?!

— Боже упаси! — вытянул вперед ладони Антон. — Просто не люблю оборотней. Как вы это делаете? Я имею в виду метаморфозы с телом. Ведь это вы только что оставили нас вдвоем с этим вашим сотником?

Глаза красавицы метнули молнии, волосы ее вздыбились, распушились одуванчиком вокруг головы, спина выгнулась, пальцы растопырились, вместо ногтей выросли когти, соски на груди налились багровым свечением.

— Пей, дурак! — прошипела она, снова протягивая Антону бутылку с двумя горлышками. — Это эликсир бессмертия. Не отказывайся от счастья!

Антон почувствовал давление на виски, сознание начало мутиться, в груди снова шевельнулась змея желания. Он попытался волевым усилием прояснить сознание, не смог и отступил к стене.

— Предлагаю успокоиться, одеться и сесть за стол переговоров, как цивилизованные люди. Душ с холодной водой у вас есть?

Колдунья, зашипев, прыгнула на него, попыталась вцепиться в волосы, но Антон увернулся, и когти девицы прочертили четыре параллельных царапины на плече. Она снова кинулась, стремительная и гибкая, как пантера, ухватила Антона за руку и с нечеловеческой силой рванула на себя, повалила на пол, придавила всем телом, внезапно увеличившим вес, так что Антон не мог пошевелиться, впилась губами в его губы. Черты лица ее исказились, поплыли, сквозь прекрасную маску с чувственными губами проглянул лик старой ведьмы, и это отрезвило Антона, заставило сопротивляться, хотя силы убывали с каждым мгновением, сознание меркло, а возбужденное страстным напором тело начинало жить самостоятельно, отдельно от сознания, принимать ласки и отвечать на них.

С трудом увернувшись от губ колдуньи, Антон заставил руки оторваться от ее груди, ужом вывернулся из объятий, стряхнул девицу и перекатился под стену, почти не осознавая, что делает. Ведьма, визжа, бросилась на него снова, уже не обращая внимания на метаморфозы лица, он отбил ее ударом ноги, потом еще раз и еще, пока не собрал силы и не бросил колдунью через всю комнату, так что она врезалась в пузатый комод и разнесла его в щепки.

В комнату ворвался чернобородый сотник, окинул ее взглядом, поднял дубинку, направляя острие на сидевшего на корточках Антона, но хозяйка спальни, превратившись окончательно в высохшую костлявую старуху, остановила его. Не стесняясь своего вида, подняла бутылку с двумя горлышками, сделала несколько глотков, проливая зеленоватую жидкость на тощую грудь, вытянула вперед руку ладонью вверх, подождала пока на ней соберется дымный шарик и метнула в Антона.

Шарик на лету превратился в зеркальную плоскость, которая ударила в него, подняла в воздух и буквально прилепила к стене с ковром.

— Подержи его на стеночке, — бросила старуха, подавая бутылку сотнику, и вышла из комнаты.

Бородач с опаской принял бутылку, вытянул ее по направлению к Антону, с сочувствием разглядывая содрогавшееся тело: неизвестная сила продолжала держать пленника за горло и за руки в положении распятого, — и вполголоса проговорил, качая головой:

— Ну ты и кретин, Витязь! Что тебе стоило ублажить хозяйку? Глядишь, и уцелел бы. А теперь жди экзекуции. Жаль, что мы уже не встретимся.

В спальню вошла старуха, одетая в прежний монашеский наряд, повела рукой.

— Иди, сотник, больше ты мне не нужен.

Бородач кинул на Антона еще один сочувственный взгляд и вышел. Старуха подошла ближе, смерила пленника взглядом, усмехнулась.

— Может, передумаешь, соколик? Жить-то небось хочется? Или ты надеешься на помощь волхва? Не надейся, никто тебе не поможет, ни Ев-стигней, ни друзья твои, да и баба твоя у нас. Ею сейчас сотник займется, он большой любитель женского полу. Не хочешь ли спасти ее? Одно твое слово, и она на свободе.

— Сука! — обозначил слово Антон онемелыми губами.

— Как знаешь. — Старуха замахнулась второй рукой с перстнем в виде змеи, глазки-камни которой вспыхнули фиолетово-зеленым светом, раздался свист, и Антон почувствовал удар плети, образовавший багровый рубец на груди. С трудом удержался от крика.

Старуха еще раз махнула рукой. Свистнула невидимая плеть, удар потряс тело Громова, на животе вспух еще один рубец. Жгучая боль ударила в голову, пресекла дыхание.

— Не надумал, Витязь? Какой-то ты вялый, недотемканный, али не научил дед, как сопротивляться черной магии?