Родителей пролетарский прикид моей спутницы не смутил.

— Сынок совсем взрослым стал! С девушкой приехал! Одобряю-с.

Папа уже успел проводить старый год и был навеселе, но пристоен и приличен.

Сестра Машка принялась кричать в спину матери, повисшей на мне:

— Отпусти Серёжку и пошли к столу!

Оказывается, по поводу столь торжественного случая как мой визит мама запретила трогать селёдку под шубой, заливные языки и прочие вкусности, чтоб стояли на столе девственно-нетронутые, позволила лишь поклевать салат-оливье, не поместившийся в блюдечко размером с таз, да излишки мясной нарезки. Ждать им пришлось долго. Мало того, что ехали медленно по скользоте и в темноте, на въезде в Харьков ко мне прицепился одинокий мент, обрадованный редкой добыче, он даже таблетки пересчитал в аптечке, давая мне время сообразить: всего 5 рублей, соколик, и езжай с богом отмечать Новый год! Но, по понятным причинам, моя нелюбовь к милиции возросла и перехлестнулась через неприязнь к ОБХСС, распространившись шире. Я зажал пятёрку ГАИшнику, препирался с ним лишние 10 минут, пока вдали не показались фары сразу двух легковушек. Рыцарь дорог швырнул мне права и помчался к ним наперерез, размахивая жезлом.

Но это уже кануло в прошлое. Наш мир переместился из салона «жигулей» в жаркую квартиру с завешенными шторами и единственным окном во внешнюю среду в виде чёрно-белого экрана, именуемого почему-то голубым.

— Маша, а почему ты со студентами не отмечаешь? — спросила Марина. — Мы, старики, разве тебе интересны?

Та кинула красноречивого косяка в сторону мамы, безошибочно толкуемого «кто же меня отпустит», после чего беззастенчиво соврала:

— Хотела посмотреть, кого Серёга привезёт. Раньше у него с девушками было мимо кассы.

Я, начавший поглощать «мимозу», едва не поперхнулся от такой антирекламы.

— Ну и как? Надо понимать, он уже привозил к родителям на смотрины менее удачные экземпляры? — под столом Марина слегка толкнула меня коленкой.

— Нет-нет, Мариночка, — мама даже руками замахала. — Одну только фотографию показывал. Та мне совсем не понравилась. Шалава какая-то.

— Она со своей матерью ушла в монастырь. Тебе предстоит быть скромнее монашки.

Другая фыркнула бы. Моя скромно потупилась:

— Как скажешь, милый.

Выпили за уходящий, папа — водочки, остальные — крымского винца. Выдержали мамину атаку с попыткой навалить каждому в тарелку по килограмму с каждого блюда, а блюд много, и это только холодные закуски, горячее и торт впереди.

— Ну, сынок, расскажи про будущую невестку!

Папа опережал события, но поддатому простительно. Я не удержался от колкости.

— Жаль, что ты с мамой мало разговариваешь. Ей по телефону подробно рассказал.

— Чего же не повторить… Про хорошего человека?

Он снова налил, мама убрала бутылку водки на противоположный край стола.

— Про Марину Францевну могу рассказывать бесконечно и с гордостью. Из семьи военного, папа — отставной полковник.

— В каких войсках служил?

— В чернильных, — ответила моя. — Военный прокурор.

— Марина окончила юридический факультет с отличием, работает адвокатом в Заводской юридической консультации, по отдельному договору обслуживает наш автозавод, собственно, на работе и познакомились. Вся соткана из сплошных достоинств, в отличие от меня. Недостаток у неё только один, исправимый, она не умеет водить машину, по весне возьмусь, получит права.

— А то вокруг Серёжи симпатичные гонщицы крутятся, — подыграла мне.

— Да, Марина! — папа подпустил вещательного тона в голос. — Женщина с правами — это очень удобно. Выпил, а она домой отвезёт. Жаль, вот моя…

— Попроси сына. Найдёт тебе вместо меня симпатичную гонщицу, — съязвила мама. — Только осилишь ли?

Я сказал ей по телефону, что Марина разведена, вызвав тревожное «ох», успокоил, что детей нет. Не говорил, что курит, по маминым меркам это уже 100%-ный признак «шалавы». Перед входом в подъезд подруга торопливо высосала одну сигарету и обещала терпеть сколько нужно, из-за стола ни разу не вставала подымить.

— Осилю ещё что угодно и кого угодно! — гнул своё папа. — А скажите мне, адвокат хорошо зарабатывает?

— Да что ты к ним пристал, — пыталась заступиться Машка, но Марина без стеснения озвучила оклад в юрконсультации плюс доплату за МАЗ.

Девушка в скромном платье сказала это зря. Спасибо, что умолчала про чаевые. Родители остолбенели. Они были в курсе моей ставки заместителя главного конструктора, но про премиальные на заводе и наградные за ралли не рассказывал. Папа гордился военной пенсией, продолжал работать, что-то выходило. Но куда ему до 25-летней адвокатессы!

— Брат выбрал не только красивую, но и богатую. А ещё скромную — золото не носит! — последним выстрелом Машка попала пальцем в небо. — Совет да любовь. Горько!

Я положил Марине руку на коленку.

— Надо, товарищ монашка. Целуй брата во Христе.

— Богохульник…

Но поднялась, прильнула.

Что же она со мной делает! Вроде у всех губы как губы, зато Марина использовала их как маэстро — скрипку Страдивари. Начинала с самого лёгкого прикосновения, дразнящего, отрывалась на полсекунды, повторяла, потом чуть усиливала нажим, полностью взяв инициативу на себя… и так до контакта язычками. Понятно, что до безумия захотелось остаться с ней наедине хотя бы на полчасика. Вдобавок чертовка пустила в ход руку, скрытую от родителей нашими телами.