К вечеру положение окончательно изменилось к общему облегчению. Алертон показал место захоронки и отправленные жандармы привезли бриллианты. Они находились в укромном месте в скромной съемной квартире. И не у Елены.

Эта квартира была снята англичанином с конкретной целью припрятать бриллианты. Сам Алертон был там только один раз, расплатился с хозяевами за два месяца и объявил, что, может быть, уедет из Санкт-Петербурга на несколько месяцев. Пусть они не беспокоятся, к моменту окончания времени съема он уже появится. Припрятал бриллианты в укромном месте в стене и уехал, собираясь вернуться сюда лишь чтобы забрать драгоценности.

Не получилось. Бриллианты взяли отправленные его императорским высочеством жандармы. Так сказать реквизировали в ходе служебного обыска. Зато Алертону Константин Николаевич твердо обещал, что тот будет освобожден. И не только из тюрьмы, но и из России. Но завтра.

Ну а сегодня он все-таки останется на ночь в жандармском управлении, и уже не в тюрьме, а в гостиничном комплексе. В том же, кстати, номере, где поселили Стюарта. Теперь тот был уже в дороге на границу, неизвестно, правда, в каком настроении — с облегчением или с досадой. Ну а вместо него заселили Вильяма Алертона.

Хотя тот и настаивал переехать на ночь в английское посольство, но Константин Николаевич категорично повторил, что последнюю ночь тот проведет в жандармском управлении. Англичанину пришлось отступить.

Ну а сам попаданец приехал в Зимний дворец, ненадолго, ведь жена рожает. Но отчитаться надо. Да и немного похвастаться, бриллианты ведь он нашел. Сам, лично! А потом домой, что там делает его милая?

В Зимнем дворце его ждал настоящий афронт. Жандарм, стоящий у двери императорского служебного кабинета, тормознул его известием, что его императорское величество отсутствует.

Странно, обычный рабочий день Николая Iобычно ограничивался Зимним дворцом. Было еще одно место привычного времяпровождения — гвардейский плац, но к тому времени, когда в окружении императора появился попаданец, он уже все менее занимался гвардией. А если монарх поезжал по России, он бы предупреждал, сам ли, или через адъютантов.

Направился в покои цесаревича Александра. Его жена, кстати, тоже рожает и по времени даже раньше. Может, уже родила второго в их семье ребенка. Так что заодно поздравить или посочувствовать. Смотря ведь кто родился.

Встретил его сам Александр. Они не много встречались, хотя Константин Николаевич всегда был при встрече с ним вежлив и учтив. Понимал, что хоть и талантлив, но их социальные роли несовместимы. Цесаревич это понимал и всегда был вежлив.

Но на этот раз цесаревич был сух и лапидарен, сказав, что папА ушел к тебе, ждать когда Мария разродится. Может, хоть с ней ему повезет.

На вопросительный взгляд Константина Николаевича он уже раздраженно проворчал:

— Моя опять мне девочку родила. Не везет!

С тем попаданец и уехал. Он тут ничего не сделает, а сочувствие или скорбь лишь одни слова.

Остановился только у кабинета Николая I. Оставить здесь бриллианты? Но ведь император у него! Что же касается опасности, то с ним два конных жандарма, а правящего монарха всегда сопровождает гвардейский конвой. Решено, порадую!

Однако порадовали его самого, правда не Николай Павлович, а его дочь. Мария уже родила! Увидев мужа, она слабо улыбнулась. И сразу почувствовала, как из грудей потекло молоко. Счастливо всхлипнула, попросила у служанки сына.

Тот, как настоящий богатырь, был готов есть всегда, хотя совсем недавно родился. Почуяв молоко, он, не видя, тревожно начал ртом искать его источник. Мама ему помогла и он, найдя сосок, жадно заурчал, зачмокал.

Константин Николаевич только покачал головой. Как мало надо для счастья детям!

Счастлив был и император. Наконец, у него есть внук и наследник. Теперь августейшая семья могла смотреть в будущее с твердой надеждой и оптимизмом.

— Вот зять, — сказал Николай с радостной улыбкой, — спасибо вам, а то эти мои бракоделы!

Он не договорил, а только махнул рукой. Константин Николаевич промолчал. Тут император, там цесаревич — будущий монарх. А он, между прочим, простой человек.

Отвлекся, стал смотреть на кормящегося сына. Нет, но что не говори, а это его ребенок, а он теперь отец! Официально Николаем при молчаливой поддержке венценосных деда и бабы его назвала Мария, еще когда он былв животе будущей матери.

Константин Николаевич совсем не возражал — ни словом, ни малейшим жестом. Ему было достаточно знать, что у этого вечно орущего комка плоти его отчество и все признают, вплоть до официального уровня, отцом ребенка князя Долгорукого.