Егор Егорович Шарапов жил рядом с администрацией. Небольшой домик расположился в Уральском переулке. Из печки валил дым, а в окнах горел свет.

— Твою мать… Не спит ещё… — прошептал майор.

— Жена?

— Воинственная фурия, а по совместительству жена, — кивнул Шарапов, распрямился, выбросил снежок и, собрав остатки сил в кулак, ровной походкой направился к дому.

Войдя внутрь, я почувствовал аромат свежей выпечки. Странно. Ночь на дворе. Примерно два часа, а жена Шарапова на кухне возится.

— Егорушка, ты вернулся? — спросила субтильная женщина, выйдя нам навстречу.

Одета в лёгкий сарафан, на плече вафельное полотенце. Кудрявые волосы, голубые глаза, розовые щёки и добрая улыбка, мигом исчезнувшая с её лица. Увидев мужа, женщина непроизвольно потянулась к полотенцу и со всего размаха хлестанула им майора по морде.

— Скотина! Я тебе сколько раз говорила не лезть на рожен?! Ты на пенсии, хрен старый! Решил подохнуть раньше времени и оставить меня одну?! — перешла она на ультрозвук, продолжая избивать мужа.

Егор Егорыч спокойно смотрел на жену, принимая удары. Он давал любимой выпустить пар, а я смотрел на это и не мог понять, как стоит расценивать такое поведение? Шарапов подкаблучник или мудрый глава семьи, способный во имя мира принять на себя чужой гнев? Как бы там ни было, гнев майорской жены вскоре иссяк.

— Утром ещё поговорим, — буркнула она и перевела взгляд на меня. — Прошу меня простить за эту сцену. Я Зинаида Петровна, — улыбнулась женщина, как будто ничего не произошло.

— Очень приятно. Я Михаил, — кивнул я.

— Зиночка, завари нам чайку и принеси по паре пирожочков, — ласково попросил Егор Егорыч. На его словах мой живот предательски заурчал. — Значит, не парочку. Неси всё, что есть, — улыбнулся майор.

— Да, конечно. Проходите. Сейчас всё будет, —ласково проговорила женщина и, убежав на кухню, загремела там посудой.

— Бойкая она у вас, — подметил я.

— Ещё какая. Я даже порой боюсь её.

— Что ты сказал, Егорик?! — донеслось с кухни.

— Говорю, что люблю тебя до умопомрачения! — громко ответил Егорыч и подтолкнул меня вперёд. — Идём в мой кабинет, там будет потише.

Так мы и поступили. Кабинет Егора Егоровича выглядел как военный полевой штаб. Два книжных шкафа, забитых военными хрониками разных лет. Огромная карта Российской Империи на стене, и ещё одна поменьше — на столе. Рядом с картой на столе лежала лупа, а сама карта была изрисована карандашом.

Егорыч отмечал кружком поселения, в которых засекли тварей, а крестом — те места, где уже побывали добытчики и подчистую выгребли все магазины и склады. Майор разместился на стуле за рабочим столом, свернул карту и убрал её в ящик, чтобы освободить поверхность для угощений, которые Зинаида должна принести с минуты на минуту.

— А вы всех проверяете через драку? — спросил я, присев напротив.

— Порой бывает, — пожал плечами Егорыч. — Люди в бою — как металл при закалке. Кто-то ломается, кто-то трескается. А кто-то становится прочнее. Тут, понимаешь, какое дело? Если бы у тебя были злые намерения, то во время боя ты попытался бы меня убить и скрыться. И совершенно ни при каких условиях ты бы не стал сдерживаться, — пояснил он.

— Вы заметили? — ухмыльнулся я.

— Само собой. Я ведь тоже сдерживался, — кивнул Егорыч и замолчал, так как в кабинет вошла Зинаида с полным подносом вкусностей.

— Вот, чаёчек травяной, печенье свежевыпеченное, пирожки с капустой, курочкой, и холодец с хреном, — улыбаясь мне, прощебетала Зинаида, а после сурово посмотрела на мужа. — А это тебе. Котлета мороженая. К глазу приложи, козёл старый.

Услышав это, я невольно хихикнул. Зинаида попрощалась и ушла, оставив нас наедине. Тишина. Минутная. Умиротворяющая, почти как после грозы. Я взял пирожок, откусил кусочек. Прожевал и обжег язык. Чертовски вкусно. Захотелось запихать в рот пирожок целиком, а потом закинуть туда ещё один. Но я сдержался и проглотил свежайшую выпечку.

— Знаешь, Егор Егорович. Я раньше думал, что сила — это когда ты можешь снести здание одним ударом. А теперь понимаю, что сила — это когда ты не хочешь его сносить. Даже если можешь.

— Весьма мудрые слова для твоего возраста, — ухмыльнулся Егорыч, приложив мёрзлую котлету к глазу. — Добро пожаловать во взрослую жизнь.

— И это мне говорит человек, который первым делом решил подраться — вместо того, чтобы разговаривать?

Майор рассмеялся. Глухо. Искренне.

— А-ха-ха! Ну, зато не скучно время провели. А скука, Михаил Константинович, это первый признак смерти. Причём не физической, а душевной, — философски изрёк он и потянулся к чаю. — Ладно. Давай поедим, а потом и дела обсудим.