– Ты быстро здесь освоилась, я очень за тебя рада. Ты словно рождена для того, чтобы стоять за барной стойкой.

Вау, ну окей…

Я скептически приподняла бровь и снова посмотрела на нее. Лицо Руби сияло, даже больше, чем обычно.

– Ты какая-то не такая сегодня. Все в порядке? – пробормотала я, не успев подумать, уместен ли мой вопрос.

Эти слова вырвались, можно сказать, случайно, но Руби, казалось, очень обрадовалась, что я заметила в ней что-то необычное. Ее глаза засветились.

– Сегодня у меня было собеседование в университете, – призналась она, – я мечтаю поступить в медицинскую школу в Питтсбурге с самого детства. Я, конечно, немного опоздала, но в сентябре все-таки подала заявление, и сегодня меня вызвали на собеседование. Это очень волнующий момент. – Щеки Руби приобрели более глубокий оттенок, что свидетельствовало о сильных эмоциях. – Я ответила на все вопросы, поэтому надеюсь, что меня примут. Они сообщат о результате через несколько недель.

Я впервые видела у нее такой горящий взгляд. Несмотря на мягкий характер, Руби производила впечатление девушки с головой на плечах, ответственной и уравновешенной. Я не знала, через какие этапы нужно проходить, чтобы поступить в университет. У меня не было возможности попасть даже в колледж. Но если она прошла собеседование, значит, близка к тому, чтобы ее зачислили.

Я кивнула, а она продолжала радостно смотреть на меня. Была ли я стервой, если молчала? Может, и да.

– Ну хорошо… – пробормотала я, все-таки решив как-то отреагировать. Конечно, это был не лучший ответ, но недоверчивость часто делала меня невежей.

Однако Руби пожала плечами и снова мне улыбнулась.

– Да-а-а, – выдохнула она мечтательно. Казалось, она в восторге от нашего «разговора», ей приятно, что я проявила к ее жизни хоть какой-то интерес.

Она собиралась что-то добавить, но нас отвлек приглушенный шум голосов. Он раздавался оттуда, где собрались готовые к выходу на сцену девушки. Решив передохнуть, я поставила коробку на пол и стала наблюдать за ними, красивыми и изящными. Они болтали и хихикали, шелестя шелком и поправляя друг другу прически. Девушки участвовали в выступлении китайской артистки, которую сегодня пригласили петь, поэтому надели традиционные кантонские платья с широченными рукавами и в руках держали зонтики из рисовой бумаги.

Среди них я заметила девушку, которую видела в костюме для канкана в гардеробной во время шоу с пощечиной. Интересно, как у нее дела и как поживает ее парень? Она тогда очень расстроилась, и я ни в чем ее не винила.

В этот момент, как назло, мимо прошли охранники, и среди них промелькнула копна темно-рыжих волос, и я не единственная, кто ее заметил. Девушка тоже повернулась, чтобы посмотреть вслед обладателю столь редкой шевелюры, который даже не взглянул в ее сторону, когда проходил мимо. Она смотрела на него умоляюще, провожала его взглядом, пока он не повернул за угол.

– Она все время на него так смотрит, – сказала Руби, озвучив мои и свои мысли.

«Как и все остальные», – подумала я, всматриваясь в покрасневшие, посерьезневшие лица других девушек. И все же в ее взгляде было какое-то особенное чувство, похожее, может быть, на сожаление или раскаяние.

– Что между ними происходит? – спросила я, убирая хвост с плеча.

Обычно я избегала сплетен, но меня неприятно удивило поведение Андраса, особенно после того, что произошло. Девушке следовало смотреть на него с укором, а не с мольбой.

– Я мало что знаю, – ответила Руби, что означало одно: она определенно что-то знала, – не больше того, что говорят вокруг.

– А что говорят вокруг?

– Кажется, Сабин, – Руби кивнула в сторону девушки, – проявила излишнюю настойчивость и сама же от этого и пострадала. Сабин не первая танцовщица, пытавшаяся с ним заигрывать, но обычно это никогда не срабатывает. Он не смешивает работу с личной жизнью и не укладывает своих сотрудниц в постель. В этом он непреклонен. Но, как видно, исключения случаются. Насколько я поняла, в тот вечер она была не очень… адекватной.

– В смысле?

– Сабин была чем-то сильно расстроена. Может, в очередной раз поссорилась со своим парнем. Девчонки, кстати, часто видели, как она, бедная, плакала в гримерке. А в последнее время она стала интересоваться Андрасом. Не знаю, как у них получилось. Может, захотела отвлечься…

– Она была пьяной?

– Нет, но явно себя не контролировала. Эх, лучше бы и правда напилась. А так, выходит, она получила то, чего хотела, а на следующий день об этом пожалела.

– И его не смутило, что девушка не в себе и плохо соображает? – Во мне закипало негодование. – Как он мог не заметить, что ей морально плохо, что она разбита? Как он мог воспользоваться ее невменяемым состоянием?

Руби грустно вздохнула, а я еще больше разозлилась. Вспомнились слова Андраса, сказанные в тот вечер в гримерке, мрачная насмешка в его голосе – и ненависть вспыхнула во мне с новой силой.

Пусть этот мерзавец и не заводил любовных интрижек в клубе, но разве он не относился к своим подчиненным как к игрушкам?

– Вот козел, – с досадой прошептала я, и Руби сразу напряглась.

– Мирея, успокойся. Он необязательно должен тебе нравиться, но, по крайней мере, притворись, что уважаешь его, как и остальные.