К черту.

Я тянусь за бутылкой, но Рафаэле опережает меня и выхватывает ее из-под пальцев.

От досады у меня по коже бегут колючки. — Да ладно...

Он наполняет мой стакан и доливает свой.

— Пей, — приказывает он.

Мои брови взлетают вверх. Что это? Он решил сжалиться надо мной? Или, может быть, он понимает, что мне нужно что-то, чтобы снять напряжение, иначе я взорвусь.

Меня не волнует мнение других людей. И никогда не волновало. Но в обычной ситуации я бы не стала просто сидеть здесь и молчать, позволяя их осуждающим взглядам пронизывать меня насквозь. Я бы устроила сцену, опозорила бы родителей, нашла бы способ отправить меня домой.

Только теперь это мой дом.

Я выпиваю весь стакан в три глотка и, клянусь, сразу же чувствую легкий кайф. Напряжение покидает мою шею.

Рафаэле отодвигает стул и встает. — Пойдем со мной.

Мой взгляд скользит по его огромному телу. Должно быть, ему не меньше шести-двух лет. — Куда?

Он протягивает руку, как будто хочет, чтобы я взяла ее, но не отвечает. Вся его семья наблюдает за нами, их разговоры затихают. Я вздыхаю и кладу свою руку в его. В этот момент я бы предпочла быть где угодно, только не здесь.

Его рука, теплая и шершавая, заглатывает мою, когда он выводит меня из бального зала.

Прикосновения к нему не совсем неприятны, что заставляет меня задуматься. Всякий раз, когда Людовико оказывался слишком близко ко мне, у меня возникало сильное желание броситься на него, о чем я довольно часто ему сообщала. Это на некоторое время отвадило его от меня.

Мы сворачиваем в широкий коридор и идем к двери в его конце. За ней узкая лестница, ведущая вниз. Рафаэле зажигает свет и жестом предлагает мне идти первой.

Я сглатываю. Это начинает казаться зловещим. — Не хочешь сказать, куда мы идем?

— Увидишь.

Я сужаю глаза. — Любой разумный человек захочет узнать, зачем ты ведешь его в жуткий темный подвал.

— Захочет, но мы оба знаем, что ты не член этой группы, — проворчал он.

Ого.

— Значит, ты ждешь, что я буду ходить за тобой по пятам, как какая-нибудь домашняя собачка?

Он скрещивает свои большие руки на груди. — Я не люблю собак.

Я насмехаюсь. — Ты не любишь собак? Ну, это многое объясняет. Это потому, что у тебя смертельная аллергия?

Его глаза сверкают. — Тебе бы это очень понравилось.

— Если у тебя есть серьезные аллергии, тебе стоит составить мне список. Я бы не хотел случайно убить тебя, правда? Это было бы очень некрасиво с моей стороны.

Его щека дергается. — Ты можешь либо спуститься по лестнице сама, либо я перекину тебя через плечо и спущусь сам. Выбирай.

— Господи, я поняла.

Я прохожу мимо него. Наверное, мне следовало бы держать рот на замке, но я полна нервной энергии.

Спуститься вниз - непростая задача из-за узкой юбки моего платья. С каждым шагом воздух становится все холоднее и холоднее.

Холод наполняет меня предчувствием. Серьезно, что, черт возьми, здесь внизу? Он же не стал бы убивать меня в ночь перед свадьбой, верно?

Наконец я добираюсь до нижней площадки и делаю несколько шагов в темноту.

Рафаэле включает еще одну лампу, освещая пространство.

Это сигарная комната.

Четыре кожаных кресла расставлены по кругу, в центре стоит небольшой кофейный столик. За ними стоит большой стеклянный ящик, наполненный сигарами.

Рафаэле открывает футляр, дотрагивается до чего-то и закрывает его. Через секунду вся стена приходит в движение.

Мои глаза расширяются. — Вот дерьмо!

Открывается проход. Я настолько ошеломлен, что следую за Рафаэлем по нему без единого звука. Проход не очень длинный, и мы останавливаемся перед бронированной дверью с биометрическим замком.

Теперь мне действительно любопытно. Что это за место? Комната паники? У нас есть такая в доме моих родителей, но она не такая высокотехнологичная. И зачем ему понадобилось вести меня сюда?

Рафаэль подходит к замку и позволяет датчику просканировать свой глаз. Я слышу, как замок отпирается. Дверь распахивается, и Рафаэль придерживает ее, жестом приглашая меня войти. Я делаю неуверенный шаг внутрь.

О. О.

Это хранилище, битком набитое драгоценностями. Три шкафа во всю стену, по четыре полки в каждом. На каждой полке сверкают драгоценности. Сапфиры, рубины, изумруды и бриллианты - так много бриллиантов.

Некоторые из них свободно лежат, но большинство вставлены в диадемы, ожерелья, браслеты, серьги, броши и кольца. Сногсшибательно. На одной полке даже есть ряд экстравагантных часов, покачивающихся на часовых заводных механизмах. Мне приходится отскабливать челюсть от пола.