Шрифт:
Главный ляонджа вздохнул, ничего не ответив все еще ворчащему что-то себе нос монарху.
Вдруг в голове Никоса промелькнула мысль, вызвавшая на его давно забывшем радость лице легкую, еле заметную улыбку, какая бывает у стариков, вспоминающих давно минувшие счастливые моменты своей молодости.
— А Николо сегодня прибудет? Сколько уже лет утекло с нашей последней встречи, — перестав ворчать, с нехарактерным для него оживлением произнес король.
Граф потупил глаза.
— Ваше величество, не хотели вас огорчать, но лорд де Пантель уже несколько лет как отправился в Звездные чертоги Акилина…
Загоревшийся минуту назад огонек в глазах короля снова погас, и его лицо сделалось еще более сморщенным и безжизненным.
— Почему не позвали меня с ним проститься? Ладно, они, –Никос куда-то неопределенно махнул рукой. — Но ты, Герман. — с досадой прокряхтел он.
— Ваше величество, — главный ляонджа замялся, — лорд де Пантель в последние годы жизни был несколько не в себе и в припадке безумия спалил себя вместе со своим имением. Его детям было стыдно принимать вас на пепелище.
— Несправедливо, что такие достойные люди так ужасно заканчивают свою жизнь, — проворчал король.
— Не каждому человеку, ваше величество, пробывшему несколько лет в Аквомории, удается сохранить рассудок, а лорду де Пантелю удалось прожить долгую и достойную жизнь, — не поднимая глаз, ответил главный ляонджа.
— Ты, как всегда прав, Герман, — с легкими нотками грусти в голосе прокряхтел Никос и, тяжело вздохнув, добавил: — преступления моего братца будут преследовать меня до конца жизни.
— Главное, ваше величество, что вы сумели эти преступления прекратить, — ответил главный ляонджа, а в его ярко-синих глазах промелькнула легкая усмешка.
Недолгое, полное драматических событий и искалеченных судеб правление Карла II Жестокого было названо современниками «зловещим маскарадом». Королевский дворец не знал тишины: музыка и танцы не затихали ни на минуту, заставляя плясать до изнеможения являющихся сюда в карнавальных масках аристократов.
В то время как сам Карл разгуливал среди танцующих в отделанной черными перьями маске коршуна, мрачно смотря исподлобья на подданных, словно зловещая птица, высматривающая свою жертву.
И стоило только показаться мнительному монарху, что кто-то перешептывается, говоря гадости за его спиной, незавидная участь ждала этого человека. Стражники Карла бесшумно, словно тени, выхватывали нужного им аристократа, чтобы замучить его до смерти в подземельях дворца. А тем временем наверху, заглушая стоны умирающих, продолжалось веселье.
Отрезанные языки несчастных вывешивались над дворцовыми воротами, напоминая каждому, что бывает с тем, кто сквернословит в адрес короля. Эта ужасная участь постигла многих, ни в чем неповинных людей, в том числе и старого лорда де Пантеля, чье тело, как позже говорили современники, было настолько изуродовано людьми монарха, что его не могли опознать даже те, кто был знаком с ним всю жизнь…
Какой-то человек в сверкающей от горящих в зале свечей золотой маске льва, возник на пути короля, преградив ему дорогу.
— Я не буду шептать гадости за твоей спиной, я скажу тебе в лицо, Карл, ты трус и подлец! Только такое ничтожество, как ты, могло замучить до смерти ни в чем не повинного старика! — прокричал Николо, сдернув с короля маску коршуна, оголив побледневшее от испуга лицо монарха.
Не прекращавшая играть ни на секунду музыка внезапно стихла, и замершие в оцепенении аристократы с интересом наблюдали эту сцену.
Грозный Карл, словно ребенок, что-то невразумительно промямлил себе под нос, все еще стоя с белым восковым лицом.
Подоспевшие стражники скрутили, поставив на колени Николо, который сплюнув, рассмеялся:
— И каждый находящийся в этом зале знает твою истинную сущность, сколько ни замучай и ни убей невинных людей!
— Держите, предателя! — промямлил, переходя на шепот, король, пытаясь унять задрожавшую челюсть.
Раздался чей-то короткий смешок. Карл кинул полный злобы взгляд на смотрящих на него аристократов. Многим из присутствующих здесь еще будет суждено поплатиться жизнями за то, чтоони увидели позор короля.
Тем временем Карлу, старающемуся сохранить остатки чести перед подданными, наконец, удалось унять трясущуюся челюсть.
– Я ценю смелость, — стараясь как можно увереннее, произнес монарх.
– И потому сохраню тебе жизнь…
— Мне твоя милость ни к чему, — усмехнувшись, перебил Николо.
— Ты отправишься в Аквоморий и сам будешь умолять убить тебя, — договорил король и, истерически захохотав, добавил: — Никто не сможет создать пытки сильнее, чем создал их сам Акилин!
— Не дождешься, — сплюнул Николо, — лучше в Аквомории, чем на твоем кровавом маскараде.